Пёстрая тетрадь
Шрифт:
Но по плечам тянуло холодом, будто открыли дверь в неизвестное и пугающее место. Ина поёжилась и поняла, что это не от страха. Слуховое окно было распахнуто. Наверное, ветер слишком сильный, вот и не выдержал тонкий старый крючок. Ина шагнула, чтобы закрыть окно, а то дождём зальёт всё. И тут ей показалось, что с пола в окно взметнулась птица. То ли серая, то ли, что совсем невероятно, изумрудно-зелёная. Но всё-таки скорее серая. Ина сдержалась, не вскрикнула, а потом рассмеялась над своим страхом. Ворона, наверное, от дождя спряталась.
Ина закрыла окно, крючок на котором был совершенно целым,
***
В одной из ячеек больничной камеры хранения мерцали камешки на старинном бронзовом медальоне.
– Глава 3. Тетрадь
О НОВОГОДНИХ КАТАСТРОФАХ И КОВАРНОМ ПОПУГАЕ
Было выведено слегка выцветшими буквами на пожелтевшей от времени бумаге в клеточку. Аккуратный круглый почерк, каким пишут сочинения старательные школьницы. И вокруг надписи завитушка.
Ина задумалась. Читать чужие записи нельзя. Но это не дневник, слишком аккуратно написаны буквы. И не тетрадка со стихами и секретиками, о которых как-то рассказывала мама. Это рукопись какой-то интересной истории. А значит, книжка. Книжки пишут, чтобы их читали. От страниц пахло Сухими травами и жарким солнцем. От дневников так не пахнет. Но всё же…
Ина закрыла большую, альбомного размера тетрадь и посмотрела на тряпичную обложку. Старый шёлк, как будто от какого-то платья, с пёстрыми странными узорами. Девочка осторожно заглянула под ткань, потом осмелела и сняла самодельную обложку. Под ней оказалась клеёнчатая зелёная. Из ткани выпала крохотная чёрно-белая фотка, какие делают на документы. Ина подняла её и стала рассматривать.
На фотографии была очень молодая девушка, почти девочка. Наверное, снималась на паспорт. Круглое лицо, густые длинные брови дугой, большие слегка раскосые глаза, тёмные волосы до плеч. Девушка была очень красива. Ина подумала, что такими, наверное, были восточные принцессы, о которых писали в сказках и называли луноликими.
На обороте едва читалась надпись шариковой ручкой: «Риана». Красивое имя. И странное. Музыкальное и плавное.
Ина надела обложку обратно на тетрадь, спрятала под неё фотку и, осмелев, перелистнула страницу.
***
Много чудесного произошло в моей жизни, поэтому я решила, что и другим стоит знать о том, что я видела и пережила. О неведомых местах, дальних странах и невероятных народах, о чужих обычаях, коварстве и дружбе.
Родилась я не в Девятимирье, а во внешнем мире, который называют Землёй. В стране, где полгода стоит зима, как на северных островах этого мира. Тогда вода в реках и озёрах замерзает и становится словно стекло, а снега столько, что человек может провалиться в него по пояс, а то и выше.
Родители мои были небогаты. Мать моя, до свадьбы полюбившая одну длинную историю о бедной девушке, нашедшей своё счастье через трудности и приключения, назвала меня именем той девушки. Но имя это, красивое и необычное, было слишком длинно и не подходило маленькому ребёнку, поэтому все стали звать меня просто Рианой.
Я окончила обязательный у нас девятилетний курс знаний, который должны выучить все дети, и задумалась о дальнейшем пути. Шёл мне тогда всего шестнадцатый год. По меркам нашего мира, и тем более Девятимирья, почти ребёнок. Решила я идти учиться тому, как деньги зарабатывать в любом деле, как дела вести, чтобы прибыль была мне или хозяину, на которого работать стану.
В городе своём я не могла такому хорошо научиться, поэтому пришлось мне покинуть родной дом. Родственница моя жила там, где учили выбранной мною премудрости, и согласилась дать мне кров. Но на еду и одежду я должна была сама зарабатывать. Родители мне много помочь не могли, потому что им нужно было кормить и одевать моих младших брата и сестрёнку.
Кто же возьмёт на работу почти ребёнка? Ни знаний не было у меня, ни силы достаточной, оставалась только грязная работа – полы мыть в лавке какой-нибудь. Повезло мне, добрая женщина Мадина, державшая парикмахерскую – так у нас цирюльни называются, – согласилась взять меня к себе уборщицей. И стала я учиться и работать. Утром учёба, а вечером мытьё полов.
***
Ина немного удивилась. После девятого класса идти работать? Это же пятнадцать лет всего! Потом вспомнила, что такое было. Когда мама училась в школе, в девяностых годах прошлого века. Получается, этой тетради четверть века? На самом деле старая. Интересно, кто её писал?
***
Тяжело пришлось, непривычно после отчего дома и материнской любви в одиночестве оказаться. Но делать нечего. Вскоре попривыкла я, подружки появились. С одними я училась, а другие в парикмахерской работали, женщинам да мужчинам причёски делали. Они меня стали учить тому, как себя украсить, как людям понравиться. Каждая женщина это уметь должна.
А ещё был у меня друг. В мире нашем, как и в Девятимирье, дружба между молодыми юношей и девушкой не возбраняется, если не переходит границ дозволенного, а из дружбы той, бывает, и цветок любви вырастает, как у родителей моих, которые два десятка лет в согласии живут. Вот и я верила, что такой цветок у меня вырастет.
Друг мой, которого Славиком звали, был на два с лишним года старше меня. Красивый и добрый, он оберегал меня так, что если только поддержать, когда запнусь на неровной дороге, и позволял себе. Казалось мне, что это сказка сбывшаяся.
Зима на родине моей такая длинная, что люди почти забывают, что такое тепло. Но это время не только холодов, но и весёлых праздников. Самый любимый из них приходится на дни, когда день прибавляться начинает. С того времени мы новый год считаем и дни те празднуем весело и долго. Ходим в гости, гуляем по городу, наряжаемся. И ставим в доме украшенную специальными блестящими игрушками ёлку.
***
Ине показалось, что на пыльном чердаке запахло морозной хвоей и мандаринами. Словно стоит рядом с ней только что принесённая с улицы пушистая ёлочка, а мама достаёт из шуршащего пакета яркие фрукты. Чердак наполнился звоном ёлочных игрушек, далёким шелестом снега о стену, отзвуком фейерверков. Девочка потрясла головой. Наверное, это от тишины и пустоты дома, а шуршит не снег о стену, а дождик по крыше.