Пьесы для чтения
Шрифт:
РОМАН ПЕТРОВИЧ. Ляленька нас приглашает?.. Нас приглашает Ляленька, которую пригласил ты, Офицеров, которого никто не пригласил!
ОФИЦЕРОВ. Меня бы тогда не пустили. Я перманентно.
РОМАН ПЕТРОВИЧ. Тебя не пустишь.
ОФИЦЕРОВ. И дали меню.
НИНА ЛЬВОВНА (из-за ширмы). Слушайте, Олег, а за кого пили еще?
ОФИЦЕРОВ. За Грибова…
НИНА ЛЬВОВНА. Ну это понятно.
ОФИЦЕРОВ. За директора ресторана. За шеф-повара. За многих других. Не запоминал.
РОМАН ПЕТРОВИЧ. Выходит, заживо похоронили.
ОФИЦЕРОВ. Кого — заживо?
РОМАН
ОФИЦЕРОВ. Вы живы, Роман Петрович.
РОМАН ПЕТРОВИЧ. Спасибо. Ты все-таки вспомни, они за здоровье мое пили или просто так… поминали?
ОФИЦЕРОВ. Кто?
РОМАН ПЕТРОВИЧ. А иди ты, Олег.
ОФИЦЕРОВ. Идемте, Роман Петрович.
Нина Львовна выходит из-за ширмы.
НИНА ЛЬВОВНА. Скажите, Олег, а была ли там культурная программа?
РОМАН ПЕТРОВИЧ. Нинуль, как ты выражаешься?
НИНА ЛЬВОВНА. Достаточно ясно.
ОФИЦЕРОВ. Да.
НИНА ЛЬВОВНА. Что «да»?
ОФИЦЕРОВ. Был канкан.
РОМАН ПЕТРОВИЧ. Прошлый раз канкана не было.
ОФИЦЕРОВ. Был и еще будет. Перед десертом.
НИНА ЛЬВОВНА. А что-нибудь литературное было?
ОФИЦЕРОВ. Двоеглазов читал стихи.
НИНА ЛЬВОВНА. Двоеглазов — стихи? Это оригинально.
РОМАН ПЕТРОВИЧ. Представляю, какая пошлятина.
ОФИЦЕРОВ. Да.
РОМАН ПЕТРОВИЧ. Вот именно.
ОФИЦЕРОВ. Да.
НИНА ЛЬВОВНА. Что — вот именно — да?
РОМАН ПЕТРОВИЧ. Он сказал, что пошлятина — да.
НИНА ЛЬВОВНА. Олег, они вам действительно показались пошлыми?
ОФИЦЕРОВ. Очень пошлые. Да.
НИНА ЛЬВОВНА. Смотри-ка.
РОМАН ПЕТРОВИЧ. А что ел Двоеглазов?
ОФИЦЕРОВ. Все ел. Ел и ест.
РОМАН ПЕТРОВИЧ. Так ему же нельзя. У него язва.
НИНА ЛЬВОВНА. И печень.
РОМАН ПЕТРОВИЧ. Вот именно, печень.
ОФИЦЕРОВ. И печень, и почки…
РОМАН ПЕТРОВИЧ И НИНА ЛЬВОВНА (вместе). И почки?
ОФИЦЕРОВ. Почки в мадере с шампиньонами. Печень налима с клецками в белом вине. Там написано все… в меню.
Пауза. Роман Петрович открывает меню.
РОМАН ПЕТРОВИЧ. Неужели он и острое ест?
ОФИЦЕРОВ. За обе щеки.
РОМАН ПЕТРОВИЧ. А говорили, диета.
НИНА ЛЬВОВНА. Он не помрет?
ОФИЦЕРОВ. Такие долго живут.
РОМАН ПЕТРОВИЧ. Нина, ты слышала? Ты слышала, что сказал Олег? Я чуть было не сказал «вот именно».
НИНА ЛЬВОВНА. Вот именно.
Молчание.
ОФИЦЕРОВ. Но силы его на исходе.
РОМАН ПЕТРОВИЧ. Еще бы.
НИНА ЛЬВОВНА (Олегу). Смотрите, ребята, как бы вам не пришлось вызывать скорую.
Молчание.
ОФИЦЕРОВ. Да!
Еще дольше.
НИНА ЛЬВОВНА. Олег, вам чем-то не нравится Двоеглазов?
ОФИЦЕРОВ. Омерзительный тип.
РОМАН ПЕТРОВИЧ. Что же в нем омерзительного такого?
ОФИЦЕРОВ. Все.
РОМАН ПЕТРОВИЧ. Ну что он там — за столом чавкает? Угрожает кому-нибудь? Сплетничает?
НИНА ЛЬВОВНА. Отстань от него. Он все уже сказал. И очень точно.
ОФИЦЕРОВ. Я бы вызвал его на дуэль.
РОМАН ПЕТРОВИЧ. Это мальчишество.
НИНА ЛЬВОВНА. За что, Олег?
ОФИЦЕРОВ. Можно я не буду отвечать на ваш вопрос?
НИНА ЛЬВОВНА. Да, да, конечно.
Помолчали.
РОМАН ПЕТРОВИЧ. Так он, поди, и пьет еще?
ОФИЦЕРОВ. Рюмку за рюмкой.
РОМАН ПЕТРОВИЧ. А что же он пьет?
ОФИЦЕРОВ. А все, там в меню все есть.
РОМАН ПЕТРОВИЧ. Невозможно поверить. Язва, печень… И все-таки верю.
НИНА ЛЬВОВНА. Другого и быть не могло.
РОМАН ПЕТРОВИЧ. Он пьяный уже?
ОФИЦЕРОВ. Ну ведь я же не пьяный… уже?
НИНА ЛЬВОВНА. Олег, не пейте больше. Вы не один.
ОФИЦЕРОВ. Я больше не буду, Нина Львовна. Я к Ляле пойду. Она ждет.
РОМАН ПЕТРОВИЧ. Иди, иди скорее. Пойдем, провожу… до лестницы.
НИНА ЛЬВОВНА. Берегите себя, Олег.
ОФИЦЕРОВ. До свидания, Нина Львовна.
НИНА ЛЬВОВНА. До свидания, друг мой, иди.
Офицеров удаляется в сопровождении Романа Петровича. Нина Львовна пребывает в задумчивости.
3
Прошло сколько-то времени: не то десять минут, не то пятьдесят.
Темнота.
ГОЛОС НИНЫ ЛЬВОВНЫ (строгий). Зачем ты выключил свет?
ГОЛОС РОМАНА ПЕТРОВИЧА (отважный). Я на печку смотрю! Подожди, сейчас.
ГОЛОС НИНЫ ЛЬВОВНЫ. Не валяй дурака! Включи немедленно!
Роман Петрович покорился. Светло. Нина Львовна сидит за столом. Перед ней — раскрытое меню.
РОМАН ПЕТРОВИЧ. Так, вспомнилось… (Пауза. Стоит возле печки). Печка, печка. Печка, ты моя печка. Кафельная, нефункциональная… Вот, говорят, дымоход засорился. Теперь уже и не вычистишь. А я печку, Нина, когда мне двадцать лет было, тогда и топил последний раз. Стихи жег. Страниц пятьсот и все о любви. Нет, рукописи горят, горят. Плохо, но горят. Сначала одна страница, потом другая, постранично горят… словно огонь читает. А с торца не горит, с торца рукопись только обугливается. (Ждет, что скажет Нина Львовна — напрасно). Помнишь, ты мне рассказывала, как я корью в детстве болел? А на печке светофор отражался. Тогда светофор висел напротив окна… на той стороне улицы… и отражался пятнышком… вот здесь где-то, вот тут… (Показывает пальцем). А я болел. Свет выключат, я лежу ночью, темно и болею. Нина, расскажи, я ведь тебе рассказывал, помнишь? У тебя хорошо получается.