Пьесы
Шрифт:
Сережа. Я сразу понял: это твой тип! Прошлый — бармен… позапрошлый теннисный тренер… который пудрил мозги, что он йог… и этот «дядя» — они у тебя все на одно лицо! Козлы!
Катя (опускаясь на землю, закрыв глаза, бормочет). «Мир охвачен ритмом… все, начиная с великого солнца и кончая крохотным атомом, вибрирует».
Сережа. Бегать! Бормотать эти индуистские идиотства! Теннис-пенис! Худеть! Помешалась на худобе! Худей не худей — все равно у тебя навсегда останутся твои ляжки… Толстые демократические ляжки…
Катя (закрыв уши). Один… два… три… Вдох… Выдох… Биение сердца… Морской прилив… Все следует великому ритму… Радость!
Сережа. Ну хорошо, только ответь, почему у тебя так горит подбородок? Он как…
Катя (взрываясь). Как цветок на пузе твоей мамаши! Ты дашь мне подышать? Нормально, спокойно подышать, а?.. Как мне надоело! Эта постоянная, идиотская ревность! Лечись.
Сережа. Хороша ревность! Нет, это интересно! Она бежит с первым встречным старым козлом… потом возвращается со стертым подбородком. (Хватает ее за руки в бешенстве.) Ты проститутка, да? Твой подбородок сейчас как половик… о который вытерли…
Катя (стараясь не выйти из себя). Ты пользуешься тем, что я не могу дать тебе по морде?
Сережа. Это почему же?
Катя. Это потому, что после бега, паршивый дурак, надо дышать легко и радостно — иначе весь бег насмарку!
Сережа. Это тебя твой теннисный тренер научил?..
Катя. Заткнись!..
Сережа. Ты только скажи… ничего не было?
Катя. Пошел ты!.. (Вскакивает с земли) Все испортил! Идиот!
Сережа. Я не могу жить с тварью! Мне надоело.
Катя. А тебя, по-моему, никто не держит.
Сережа. Все! Разведемся!
Катя. Слава те Господи!.. Я только об этом и мечтаю! Но ты ведь потом начнешь ныть, как…
Сережа. Все! Все!
Катя. Неужели такое счастье возможно? (Пытаясь вновь вернуться в прежнее состояние) «Я ментально представляю ритм… Раз… два… три…»
Сережа. Сорок минут вас не было! Что он делал с тобой все это время, а?
Катя (в бешенстве). То, что ты делать не умеешь!
Сережа вдруг схватил ее, пытается повалить.
Это что за новости? (Борются)
Сережа (тщетно пытаясь бросить ее на землю). Ты моя жена… И я сейчас…
Катя (борясь). Я уже не твоя жена, мандалай! Сережа (борясь). Нет уж… Когда мы начинали бег, ты была моей женой?.. Значит, я имею законное право…
Они дерутся. Катя отшвыривает его, и Он
Катя. Как мне надоел этот детский сад!
Сережа. Ты меня совсем-совсем не любишь?
Катя. Я ненавижу тебя…
Сережа. Все! Все! Разведемся!.. Но что будет с Алькой?.. О ней ты подумала? Конечно, такие твари о других не думают!
Катя. Какое отношение к тебе имеет Алька? Сережа. Алька любит меня!
Катя. Неужели? Это по-твоему? Или она сама тебе сказала?
Сережа. Это я с ней гуляю. Это я ее кормлю, когда ты… спишь с очередным… Альку не отдам!
Катя. Отдашь, как миленький, отдашь. Это моя собака! Мне подарили ее на день рождения!
Сережа (благостно). Ну хорошо… Пусть Алька уйдет с тобой… Но где вы все будете жить?.. Он… Алька… Ты? Катя. Все! Этот мандалай так и не дал мне подышать! Сережа. Знаешь, что я подумал! (Растроганно.) Если вам с ним и с Алькой негде будет жить, живите в нашей квартире, а я уйду к старикам.
Молчание. Она вновь пытается дышать ритмически.
Скажи мне… Только одно слово: он…
Катя (орет). Что?! Что «он»?! Ты погубил мой сегодняшний бег…
Сережа. Он… не был с тобой?
Катя. Ну идиот!.. Ты что думаешь, это на бегу происходит?.. Или на лету, как у пчел?
Он хватает ее руку, целует.
Истерик! Сукин сын!
Сережа. Прости, я действительно немного спятил. Абсолютный «глюк»! Это еще оттого: понимаешь, мне показалось… что его жена… Ну ты помнишь ту историю… когда я увидел в одиннадцать лет отца с женщиной на даче… ну я тебе говорил!
Катя. Каждый раз, когда ты видишь любую смазливую старую тетку, ты объявляешь мне: это она! (Распаляясь) И это мне тоже — надоело! Все надоело!
Сережа (заискивающе). Ну не сердись… На этот раз точно — она… Я вдруг так ясно вспомнил ее лицо.
Катя. Правда, до этого ты говорил, что ее лица не видел.
Сережа. Но теперь мне кажется, что видел!
Катя. Ну, «крэза»! Полная!
Сережа. Я тебе никогда не рассказывал, что было потом… Какой стыд был — потом.
Катя. Неужели есть хоть одна постыдная вещь в твоей жизни, которую ты мне не рассказывал?
Сережа. Я пошел к матери. Она стояла на веранде… И я ей все… выложил…
Катя. Вот в это я верю! У тебя всегда — недержание речи!
Сережа. Не смей! Это подло!.. (Помолчал, продолжает) И вдруг она заорала: «Параноик! Тебя надо лечить!» Она орала, а я понимал: знает! И врет! Ей просто было удобно — не знать. Я понял: больше всего они боялись позора! И тогда впервые у меня появилась мысль. Вырасту и обязательно всех опозорю! Поняла?