Пьесы

Мишарин Александр

А н т о н Е в л а м п и е в и ч. При чем тут моя доброта?

К и р и л л. Отчего вы так настроены против меня, Валентин Валентинович?

С т р у ж к и н. Я — против вас? А кто же, как не я, возился столько часов над грудой бумаг, которую вы привезли в этой вашей корзине? Кто, как не я, помог обнаружить в ней настоящее письмо Кадмина и добился его скорейшего опубликования?

К и р и л л. Не полностью.

С т р у ж к и н. Вот что… дорогой мой Кирилл, мы очень благодарны вам за вашу пылкую, как говорят в Конго, любовь к Кадмину. Но все дело в том, что Инна Таратута давно

нам известна. Не только я, но все уважающие себя кадминоведы много раз проверяли эту версию. Господи, Антон Евлампиевич, вспомните материалы Пушкинского дома за тридцать седьмой год…

А н т о н Е в л а м п и е в и ч (растерянно). Да, да…

С т р у ж к и н. Молодой человек, из вас со временем может выйти интересный исследователь. Но запомните, что доброта в науке губит человека.

К и р и л л. Покажите мне эти материалы. Кстати, и там может быть ошибка. Я даже уверен в этом.

Антон Евлампиевич и Кирилл идут в кабинет.

Ф е д о р. Говорят, в Непале собак едят. У меня такое впечатление, что мы тоже съели собаку.

С т р у ж к и н. Вопрос в чем… в чем съели собаку?

Ф е д о р. Ты о чем?

Стружкин смотрит на портрет.

Нравится Инна Таратута?

С т р у ж к и н. В каком-то смысле. Ведь это картина не какого-то провинциального художника, как заявил ты вчера со свойственным тебе апломбом, а подлинник известнейшего русского художника Валентина Александровича Серова. Вот так, мой злой мальчик. Полторы тысячи… не меньше.

Федор уходит в кабинет. Стружкин хочет идти за ним, но его окликает вошедшая в столовую Н и н а.

Н и н а. Ты что так громко говорил?

С т р у ж к и н. А мне нельзя говорить громко?

Н и н а. Можно, когда ты восторженный.

С т р у ж к и н. А сейчас я злой.

Н и н а. В нашем доме злиться не на кого.

С т р у ж к и н. Авось кто и подвернется.

Н и н а. Валентюшечка, не намекай на моего Черномордика.

С т р у ж к и н. Уехать мне хочется. Например, в район Нагатино. Только на какие… пенёндзы…

Н и н а. Скажи лучше, переехать.

С т р у ж к и н. Ну, понимаю, еще в детстве: «Ах, бедный, ах, сирота…» А сейчас кто я для вас? Приживал вроде…

Н и н а. Мы тебя любим.

С т р у ж к и н. Так кошек любят. Ладно, пойду помогу… А то Антон Евлампиевич ничего без меня не найдет… (Идет к двери, останавливается, берет газету, принесенную Кириллом, оборачивается к Нине.) Хочешь увидеть фокус? Я разрываю газету и делаю ее снова целой. Следи на руками. (Рвет газету на мелкие кусочки, мнет их в руках, потом бросает обрывки в воздух.)

Н и н а. А где же целая?

С т р у ж к и н (не сразу). Факир был пьян, и фокус не удался. (Уходит в кабинет.)

В столовую входят В и к а и В а л е р и й.

В и к а. Нинка!.. (Бросается на Нину, начинает ее бурно целовать.)

Н и н а. Что за нежности?

В и к а. Ты самая прекрасная тетя на свете.

Н и н а. Валерий, объясните, что с ней?

В и к а. Он тоже очень рад, что ты вышла замуж за его папахена. (Валерию.) Молчишь!

В а л е р и й. Нет… Я рад.

В и к а. Он теперь будет называть тебя «мама».

Н и н а. А вот этого не надо. Я и так, говоря мягко, не первой юности, а еще взрослый сын. У него в любой момент может родиться ребенок. Тогда что же, я буду бабушкой называться?

В а л е р и й (испуганно). Какой ребенок?

В и к а (тоже в ужасе). А если он… не родится… То есть…

Н и н а (хохочет). Дети, дети… Послушай, Валера, а ты свою маму совсем не помнишь?

В а л е р и й. Нет… Я салажонком совсем был, когда она умерла. Батя ее боевой подругой звал. Он с ней еще на фронтах Великой Отечественной познакомился.

Н и н а. Как же вы одни жили?

В а л е р и й. Во Владике еще ничего. А когда в Москву переехали и стали на этом теплоходе… Потом там же в ресторане питались… по талонам. Только зимой он не работает. Отец сам обеды готовил.

Н и н а. Да, да… он что-то говорил про стряпню.

В а л е р и й. Консервы купит. Все меня салат из морской капусты есть заставлял. Я, наверно, из-за него в хоккей подался. Все-таки сборы.

Н и н а (сосредоточенно). Ничего, мы тебя откормим. Мама мастерица по этой части.

В и к а (уже пришла в себя). Валера на днях в Швецию едет. И мне новые джинсики привезет.

В а л е р и й. Там есть. В прошлом сезоне ребятишки оттуда клёвые водолазки привезли. Красные даже…

В и к а. Представь, я вся в импортном — все же сдохнут. И жую.

В а л е р и й. Жвачку я могу хоть завтра достать.

Н и н а. И мне, если не трудно. Почему-то с детства мечтала о жвачке. (Наигрывает на гитаре.) Черномордик что-то к стенке приколачивает, потом грозится сделать какие-то особенные пельмени…

В а л е р и й. Ну да… Представляю…

Н и н а (напевает). «В саду горит костер рябины кра-ас-ной, но никого не может он согре-еть…»

Вика и Валерий как завороженные смотрят друг на друга. Из кабинета почти выбегает взволнованный Кирилл, за ним Антон Евлампиевич, Стружкин и Федор.

К и р и л л. Нет, не убеждает… Как хорошо, что ты здесь, Вика. (Неожиданно весело засмеялся.) А я ведь сначала здорово струхнул. Думаю, такие серьезные источники. Словно звезда закатилась.