Пьесы

Фриш Макс

Бабетта кивает хору и шепчет что-то Бидерману на ухо.

Ну конечно, с лентой! Какое это имеет значение, сколько стоит? Главное, чтобы был венок.

Бабетта (кивает хору). Извините, господа. (Уходит.)

Бидерман. Короче говоря, господа, мне все это надоело - вы и ваши поджигатели! Я даже в пивную не хожу - так мне все надоело. Как будто нынче не о чем больше и поговорить! В конце концов, мы живем на свете только один раз. Если мы каждого человека, кроме себя самого, будем считать поджигателем, как же мы придем к лучшей жизни? Надо же,

черт побери, иметь к людям хоть немножко доверия, хоть немножко доброжелательности. Я так считаю. Нельзя же во всем видеть только плохое, черт побери! Не каждый человек поджигатель. Я так считаю. Немножко доверия к людям, немножко... (Пауза.) Не могу же я только и делать, что дрожать от страха! (Пауза.) Вы что думаете, я сегодня хоть на секунду сомкнул глаза? Я не идиот. Бензин есть бензин! Я уж все передумал - на стол залезал, прислушивался, а потом даже на шкаф, чтобы приложить ухо к потолку. Да-да! Они храпели! Храпели! Я по меньшей мере четыре раза влезал на шкаф. Они мирно-премирно храпели!.. И все-таки... я уж совсем было вышел в прихожую, хотите верьте, хотите нет, в пижаме - да, со злости. У меня руки чесались разбудить обоих прощелыг и вышвырнуть их на улицу - вместе с ихними канистрами!
– собственноручно, безо всяких, прямо ночью!

Хор.

Собственноручно?

Бидерман. Да.

Хор.

Безо всяких?

Бидерман. Да.

Хор.

Прямо ночью?

Бидерман. У меня руки чесались, да-да! Если бы не пришла жена - она боялась, что я простужусь. Прямо руки чесались! (Волнуется и вынимает сигару.)

Корифей.

Как же опять истолкую это?

Ночь он провел бессонную.

Что во зло доброту его употребили,

Мог ли он думать?

Из себя вывели. Что же дальше?

Бидерман закуривает.

Хор.

Истинно трудно ему, жителю мирному!

Принципиальный в деле,

В остальном он - душа-человек,

Вечно готовый

Добро творить.

Корифей.

Где ему надо.

Хор.

Верит он, что добро родится

Из добродушия.

О, как заблуждается!

Бидерман. Что вы хотите этим сказать?

Хор.

То, что запах бензина нам слышится.

Бидерман (поводит носом). Ну, знаете, господа, я ничего не чувствую...

Хор.

Горе нам!

Бидерман. Да ничего подобного!

Хор.

Горе нам!

Корифей.

Так уж привык он к запаху мерзкому.

Хор.

Горе нам!

Бидерман. И прекратите, пожалуйста, эти пораженческие настроения, господа! Что вы заладили: горе, горе!

Слышен гудок автомобиля.

Такси! Такси!

Автомобиль останавливается.

Извините, господа. (Поспешно уходит.)

Хор.

Житель мирный, куда?!

Слышен шум отъезжающею автомобиля.

Корифей.

Что он задумал, несчастный?

Дерзко-смущенный, как будто бы, бледный,

Бежал он,

Решимости робкой полон - к чему?

Слышен гудок автомобиля.

Хор. Так уж привык он к запаху мерзкому.

Гудок

замирает вдали.

Горе нам!

Хор отступает в глубину сцены, за исключением корифея, который

вынимает трубку.

Корифей.

Кто перемен боится

Больше беды,

Что сделать может

Против беды?

(Следует за хором.)

СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ

Чердак

Айзенринг за работой: разматывает шнур с катушки, насвистывая

"Лили Марлен". Потом прерывает свист, чтобы послюнявить палец, и

высовывает его в чердачное окно - проверяет направление ветра.

Дом

Входит Бидeрман, за ним - Бабетта и Анна. Он снимает пальто и

швыряет папку; во рту у него сигара.

Бидeрман. Делай, что я сказал.

Бабетта. Гуся?

Бидерман. Гуся. (Снимает галстук: сигара все еще во рту.)

Бабетта. Готлиб, почему ты снимаешь галстук?

Бидерман (отдает ей галстук). Если я заявлю на этих проходимцев, я уж точно наживу себе в них врагов. И что мы от этого будем иметь? Достаточно одной спички - и весь наш дом полетел к черту. Что мы от этого будем иметь? А вот если я поднимусь и приглашу их, - конечно, если они примут приглашение....

Бабетта. Ну, что тогда?

Бидерман. Ну мы и подружимся. (Снимает пиджак, отдает жене и выходит.)

Бабетта. Так вот, Анна: сегодня у вас, значит, выходного нет. У нас гости. Стол накроете на четыре персоны.

Чердак

Айзенринг поет "Лили Марлен". Стук в дверь.

Айзенринг. Войдите! (Продолжает насвистывать дальше, но никто не входит.) Войдите!

Входит Бидерман, в сорочке с засученными рукавами, с сигарой в

руках.

Привет, господин Бидерман!

Бидерман. К вам можно?

Айзенринг. Как спалось?

Бидерман. Благодарю вас, паршиво.

Айзенринг. И мне тоже. Фён... (Продолжает заниматься со шнуром и катушкой.)

Бидерман. Я, кажется, помешал...

Айзенринг. Ну что вы, господин Бидерман, вы же у себя дома.

Бидeрман. Я бы не хотел навязываться...

Слышно воркование голубей.

А где же наш друг?

Айзенринг. Зепп? Послал работать бездельника. Не хотел уходить без завтрака! Послал его за стружкой.

Бидерман. За стружкой?

Айзенринг. От стружки искры дальше летят.

Бидерман (вежливо хихикает, как над примитивной шуткой). Так что я хотел сказать, господин Айзенринг...

Айзенринг. Опять хотите нас вышвырнуть?

Бидерман. Сегодня ночью - у меня таблетки кончились - я вдруг подумал: у вас же здесь вообще нет туалета, господа.

Айзенринг. А мы по сточному желобу...

Бидерман. Ну как вам угодно, господа, как вам угодно. Я просто так почему-то подумал. Несколько раз даже. Может, вы хотели бы помыться, принять душ. Вы можете спокойно пользоваться моей ванной! Я велел Анне повесить полотенца.

Айзенринг качает головой.

Почему вы качаете головой?

Айзенринг. Опять куда-то его задевал!