Петербург таинственный. История. Легенды. Предания
Шрифт:
То есть на запятки саней. Государь хотел лично доставить его на гауптвахту.
Солдат уместился на задок и смело заговорил с императором:
— Ваше Величество, времена-то как переменчивы: в двенадцатом году вы все, бывало, приказывали: «Ребятушки, вперед», — а теперь по-другому: «Ребятушки, назад!»
Государь улыбнулся и простил солдата, предупредив его, однако, чтобы он больше никогда пьяным по городу не ходил.
Однажды в Петербурге граф Хвостов, сенатор и известный писатель-графоман, долго мучил у себя на дому племянника своего, известного писателя Ф. Ф. Кокошкина, чтением ему вслух бесчисленного множества своих виршей. Наконец Кокошкин не вытерпел и сказал ему:
— Извините, дядюшка, я дал слово обедать, мне пора! Боюсь, что опоздаю; а я пешком!
— Что же ты мне давно не сказал, любезный! — отвечал граф Хвостов, — у меня всегда готова карета, я тебя подвезу!
Но только что они сели в карету, граф Хвостов выглянул в окно и закричал кучеру:
— Ступай шагом! — а сам поднял стекло кареты, вынул из кармана тетрадь и принялся снова душить чтением несчастного запертого Кокошкина.
В Летнем саду, обычном месте своей прогулки, граф Хвостов обыкновенно подсаживался к знакомым и незнакомым и всех мучал чтением этих своих стихов до того, что постоянные посетители сада всеми силами старались улизнуть от его сиятельства. Достоверно известно, что граф нанимал за довольно порядочное жалование в год, на полном своем иждивении и содержании, какого-нибудь или отставного, или выгнанного из службы чиновника, все обязанности которого ограничивались слушанием или чтением вслух стихов графа.
В двадцатых годах таким секретарем, чтецом и слушателем у графа был некто отставной ветеринар, бывший семинарист Иван Иванович Георгиевский. Он пробыл несколько лет у графа благодаря только своей необыкновенно сильной, топорной комплексии; другие же секретари-чтецы графа, несмотря на хорошее жалование и содержание, более года не выдерживали пытки слушания стихов; обыкновенно кончалось тем, что эти бедняки заболевали какою-то особенною болезнью, которую Н. И. Греч, а за ним и другие петербургские шутники называли «метрофобией» или «стихофобией».
Бурнашев В. П. Наши чудодеи. Спб., 1875.
У известного русского баснописца, переводчика, литератора И. А. Крылова над диваном, где он обыкновенно сиживал, висела большая картина в тяжелой раме. Кто-то ему дал заметить, что гвоздь, на котором она была повешена, не прочен и что картина когда-нибудь может сорваться и убить его.
— Нет, — отвечал Крылов, — угол рамы должен будет в таком случае непременно описать косвенную линию и миновать мою голову.
Однажды приглашен Крылов был на обед к императрице Марии Федоровне в Павловске. Гостей за столом было немного. Жуковский сидел возле него. Крылов не отказывался ни от одного блюда.
— Да откажись хоть раз, Иван Андреевич, — шепнул ему Жуковский. — Дай императрице возможность попотчевать тебя.
— Ну а как не попотчует?! — отвечал он и продолжал накладывать себе на тарелку.
Хозяин дома, в котором Крылов нанимал квартиру, составил контракт и принес ему для подписи.
В этом контракте, между прочим, было написано, чтоб он, Крылов, был осторожен с огнем, а буде, чего Боже сохрани, дом сгорит по его неосторожности, то он обязан тотчас заплатить стоимость дома, именно 60 000 руб. ассигнациями.
Крылов подписал контракт и к сумме 60 000 прибавил еще два нуля, что составило 6 000 000 руб. ассигнациями.
— Возьмите, — сказал Крылов, отдавая контракт хозяину. — Я на все пункты согласен, но, для того чтобы вы были совершенно обеспечены, я вместо 60 000 руб. асс. поставил 6 000 000. Это для вас будет хорошо, а для меня все равно, ибо я не в состоянии заплатить ни той ни другой суммы.
Однажды на набережной Фонтанки, по которой Крылов обыкновенно ходил в дом Оленина, его нагнали три студента, из коих один, вероятно не зная Крылова, почти поравнявшись с ним, громко сказал товарищу:
— Смотри, туча идет.
— И лягушки заквакали, — спокойно отвечал баснописец в тот же тон студенту.
И. А. Крылов в воспоминаниях современников. М., 1982.
Во время Крымской войны государь Николай Павлович, возмущенный всюду обнаруживавшимся хищением, в разговоре с наследником выразился так:
— Мне кажется, что во всей России только ты да я не воруем.
Рассказы А. Я. Бутковской // Исторический вестник, 1884, т. 4.
При построении постоянного через Неву моста несколько тысяч человек были заняты бойкою свай, что, не говоря уже о расходах, крайне замедляло ход работ.
Искусный строитель генерал Кербец поломал умную голову и выдумал машину, значительно облегчившую и ускорившую этот истинно египетский труд. Сделав опыты, описание машины он представил Главноуправляющему путей сообщения и ждал по крайней мере спасибо. Граф Клейнмихель не замедлил утешить изобретателя и потомство. Кербец получил на бумаге официальный и строжайший выговор: зачем он этой машины прежде не изобрел и тем ввел казну в огромные и напрасные расходы.
Кукольник И. В. Анекдоты // Отдел рукописей Института русской литературы, ф. 371, № 73.
Первая жена гр. Л. была женщина немолодая, некрасивая, ужасно худощавая, плоская, досчатая. Граф Л. застает эту же сожительницу свою в преступном разговоре с одним из своих адъютантов.
— Поздравляю вас, любезнейший, — говорит он ему. — Я хотел представить вас к Анне на шею, а теперь представлю вас к шпаге за храбрость.