Петербургские женщины XIX века
Шрифт:
И возможно, через много лет юная девушка, став светской дамой, могла повторить слова Анны Карениной: «Нет, душа моя, для меня уж нет таких балов, где весело… Для меня есть такие, на которых менее трудно и скучно…»
Свадьба
«Итак, это уже не тайна двух сердец. Это сегодня новость домашняя, а завтра — площадная… Всяк радуются моему счастию, все поздравляют, все полюбили меня. Всякий предлагает мне свои услуги: кто свой дом, кто денег взаймы, кто знакомого бухарца с шалями…. Молодые люди начинают со мной чиниться: уважают во мне уже неприятеля. Дамы в глаза хвалят мой выбор, а заочно жалеют о моей невесте: „Бедная! Она так молода, так невинна, а он такой ветреный, такой безнравственный…“. Признаюсь, это начинает мне надоедать. Мне нравится обычай какого-то народа: жених тайно похищал свою невесту. На другой день представлял уже он ее городским сплетницам как свою супругу.
П. А. Федотов. Сватовство майора. 1848 г.
«Жениться! — продолжает он. — Легко сказать — большая часть людей видят в женитьбе шали, взятые в долг, новую карету и розовый шлафрок. Другие — приданое и степенную жизнь. Третьи женятся так, потому что все женятся, потому что им 30 лет… Я женюсь, т. е. я жертвую независимостью, моей беспечной прихотливой независимостью, моими роскошными привычками, странствиями без цели, уединением, непостоянством. Я готов удвоить жизнь и без того неполную. Я никогда не хлопотал о счастии, я мог обойтись без него. Теперь мне нужно на двоих, а где мне взять его?»
Впрочем, практичные женихи полагали, что залогом счастья является достойное приданое невесты. Поэтому лексиконы хороших манер предупреждали, что жениху лучше заранее навести справки о приданом, «для того чтобы впоследствии разочарованием не оскорбить свою избранницу, — объясняет лексикон хороших манер и затем уточняет: — Мы говорим здесь о браках благоразумных, в которых любви и рассудку отведена равная доля».
С предложением юноша обращался к отцу девушки, к обсуждению размеров приданого допускалась и мать, но ни в коем случае не сама невеста.
А обсудить было что. В Англии было принято, что невесту родители одаряли прежде всего деньгами, которые помещались в банк под 3–4 % годовых. Девушка, обладавшая приданым в 10 000 фунтов, могла обеспечить своему избраннику 400 фунтов годового дохода, сумму вполне достаточную, чтобы вести безбедную жизнь, ни в чем себе не отказывая. В России такого обычая не существовало, а потому охотникам за приданым было гораздо сложнее производить расчеты. В приданое часто входили земли: деревни и именья, которые удобно было сравнивать и учитывать по количеству проживавших там работников-мужчин. Так, для главного героя романа А. Ф. Писемского «Тысяча душ» известие о том, что за невестой дают «великолепно благоустроенное именье» с этой самой «тысячей душ», является большим соблазном для главного героя.
«Впереди были две дороги: на одной невеста с тысячью душами… однако, ведь с тысячью! — повторял Калинович, как бы стараясь внушить самому себе могущественное значение этой цифры, но тут же, как бы наступив на какое-нибудь гадкое насекомое, делал гримасу. На другой дороге, продолжал он рассуждать, литература с ее заманчивым успехом, с независимой жизнью в Петербурге, где, что бы князь ни говорил, широкое поприще для искания счастия бедняку, который имеет уже некоторые права».
А вот как рассуждают светские волокиты в повести Александра Александровича Бестужева-Марлинского «Испытание». «„Эта девушка прелестна, — думает один, — но отец ее молод, бог знает, сколько проживет он лет и денег. Эта умна и образованна, дядя ее на важном месте, но, говорят, он колеблется, — тут надобно подумать, то есть подождать. Вот эта, правда, не очень красива и очень недалека, зато как одушевлена! Чертовски одушевлена тремя тысячами душ, из которых ни одна не тает в ломбарде или двадцатилетнем банке, как большая часть наших приданых. Я невольник ее!“ И вот наш искатель, подсев сперва к матушке ее, со вниманием слушает вздоры, — старая, но всегда удачная дипломатика, — потом рассыпается в приветствиях дочери, танцуя, делает влюбленные глазки и облизывается, считая в мыслях ее червонцы».
П. А. Федотов. Разборчивая невеста. 1847 г.
Но, поспешив и неудачно «подсунувшись» (жаргонизм XIX века, означавший ухаживание за девушкой), можно было натолкнуться на то, что вожделенное имение оказывалось заложенным. Например, за Санкт-Петербургской Барышней из одноименного фельетона Сенковского «обещано дать в приданое тысячу пятьсот душ, которые папенька только вчера заложил в банке… Кроме приданого, которое отдается не прежде, как по смерти отца, получите вы за Наденькою тотчас же еще пять дюжин дядюшек, тетушек, бабушек и целый взвод двоюродных и внучатых братьев. Это не шутка! При помощи их можете отличиться. Я уверен, что по общему положению о петербургских барышнях в числе ее дядюшек должны быть по меньшей мере два генерала и три камергера, один двоюродный братец в пажах, а крестный отец ее непременно кто-нибудь из важных вельмож. Право, недурно!»
В приданое могли также входить вещи. Вот как описывает приданое своей бабушки Александра Осиповна Смирнова-Россет: «Ему сообщили, что за ней двадцать тысяч капитала, двенадцать серебряных приборов и дюжина чайных ложек, лисья шуба, покрытая китайским атласом, с собольим воротником, две пары шелковых платьев, несколько будничных ситцевых, постельное и столовое белье, перины и подушки, шестиместная карета, шестерка лошадей, кучер и форейтор».
Из-за этих вещей, в частности, возникла заминка со свадьбой Левина и Кити в романе Л. Н. Толстого «Анна Каренина»: «Княгиня Щербацкая находила, что сделать свадьбу до поста, до которого оставалось пять недель, было невозможно, так как половина приданого не могла поспеть к этому времени; но она не могла не согласиться с Левиным, что после поста было бы уже и слишком поздно, так как старая родная тетка князя Щербацкого была очень больна и могла скоро умереть, и тогда траур задержал бы еще свадьбу. И потому, решив разделить приданое на две части, большое и малое приданое, княгиня согласилась сделать свадьбу до поста. Она решила, что малую часть приданого она приготовит всю теперь, большое же вышлет после, и очень сердилась на Левина за то, что он никак не мог серьезно ответить ей, согласен ли он на это, или нет. Это соображение было тем более удобно, что молодые ехали тотчас после свадьбы в деревню, где вещи большого приданого не будут нужны».
Но вот все вопросы о приданом и о состоянии жениха прояснены, родители поинтересовались у невесты, не противен ли ей суженый, и помолвка состоялась. Помолвленная пара наносит визиты родственникам в обеих семьях, родители рассылают приглашения, жених начинает бывать в доме невесты запросто, но их никогда не оставляют наедине: в комнате находится мать невесты или пожилая родственница. «Никаких фамильярностей, кроме почтительного поцелуя в руку или в лоб, невеста не должна позволять, а особенно при посторонних», — предупреждал лексикон хороших манер. Молодые люди могли обмениваться подарками: жених мог дарить невесте цветы, конфеты, фрукты, драгоценные безделушки, шали и т. д., а невеста жениху — медальон со своим портретом, собственноручно связанный кошелек, футляр для карманных часов и т. д. Ей также рекомендовалось заниматься рукоделием во время визитов жениха.
В. Пукирев. «Неравный брак». 1862 г.
Венчальный обряд подробно описан в романе Л. Н. Толстого «Анна Каренина». Правда, Кити и Левин венчаются в Москве, но и в Петербурге, разумеется, обряд проходил по тем же правилам.
Первым в церковь приезжал жених и посылал к невесте шафера с букетом из белых цветов (обязательно!). Получив известие о том, что жених уже ждет, невеста, заранее надевшая свадебное платье, вместе с родней тоже отправлялась в путь. Платье шили из плотного белого шелка или кашемира, оно могло быть довольно открытым, как на знаменитой картине Василия Пукирева «Неравный брак». На голову надевали венок из померанцевых цветов и мирта и кружевную вуаль, закрывающую лицо и волосы. Гости следили, кто из новобрачных первым станет на ковер перед аналоем, который стелили после обручения (обмена кольцами), перед венчанием. Считалось, что тот, кто первым на него ступит, будет главой в доме. После венчания и праздничного ужина молодожены уезжали в свадебное путешествие. За границу или (как Левин и Кити) в деревню.
Замужем
После свадьбы
Может быть, не все новобрачные так глубоко и радостно переживали обряд венчания, как Левин и Кити, но для большинства из них устройство семейной жизни было делом непонятным и пугающим.
Церковь и традиция учили, что муж должен во всем руководить своей неопытной женой, чему должно было помочь то, что она была на несколько лет моложе его. Но беда заключалась в том, что муж порой совершенно не годился в руководители, а жена, как правило, чем дальше, тем больше понимала, что она не ребенок и не кукла и что у нее есть потребности, о которых муж даже помыслить не может: потребность жить и чувствовать, принимать решения и действовать.