Петька
Шрифт:
— Только не ковыряй, — предостерёг его Борька. — Чесаться будут — терпи, а то шрамы останутся.
Петька промолчал.
Когда Петька домывал посуду, прибежала Нинка с вытаращенными глазами.
— Ой, мальчишки! — зачастила она сразу от калитки. — Витька вас грозится убить, особенно тебя, Петька. Говорит, что теперь шутки кончились, что он тебя и дома достанет и что тебе, Петька, лучше обратно в Москву убегать, пока он до тебя не добрался.
У Петьки похолодело в животе.
— А откуда ты знаешь, что он всё это говорил? — спросил
— А он меня поймал, когда я сюда шла, и велел передать.
— Побил? — спросил Борька.
— Не-а, только подзатыльник дал.
— Слушай, Борька, — сказал Петька, — когда собаки нет, он во двор запросто залезть может. Нам какое-нибудь место нужно, где ему до нас не добраться.
— Спрятаться надо, — сказала Нинка. — Я всегда на чердаке прячусь, когда за мной тётя Светлана, папина жена, приезжает. А бабка ходит и приговаривает: «Куда это она запропастилась?» А сама глазами на чердак стреляет. А тётя Светлана подождёт-подождёт и уедет ни с чем. Два раза так было.
— Один, — поправил Борька. — На другой раз за тобой отец приезжал, так он сразу на чердак полез. Там тебе и вложил.
— Подумаешь, один раз шлёпнул. И совсем не больно было, — обиделась Нинка. — Зато с тётей Светланой не поехала.
— Послушай, Борька, — сказал вдруг Петька, — а если мы на чердак влезем и лестницу за собой втащим, Витьке до нас никак не добраться. Мы как в крепости будем. Сверху на него можно стрелы пускать и кипящую смолу лить. И отражать штурм.
— Какую ещё смолу? Сдурел?
— Ну не смолу, а камнем засветить ему по башке можно, чтобы не лез. И лук надо будет сделать, и стрел наготовить. А на чердаке сделаем штаб.
— Здорово, — сказал Борька, — айда на чердак, посмотрим.
На чердаке было душно и пусто. На самом верху, где сходились стропила, висела густая паутина и сидели четыре паука.
— Я их боюсь, — заволновалась Нинка, но Борька успокоил её:
— Нужна ты им очень.
Петька покосился на пауков, но, увидев, что они сидят неподвижно, успокоился. Пол чердака пересекали толстые брёвна, от брёвен вверх уходили тоже довольно толстые брусья, а на них лежала крыша. Борька ткнул в один пальцем:
— Дядька-то твой пропитал, гляжу, стропила от пожара, — сказал он, и Петька почувствовал гордость за дядьку, который такой хозяйственный.
Справа от Петьки выходила из пола и уходила сквозь крышу кирпичная облупленная колонна, ясное дело — печная труба. В том месте, где она проходила через доски пола, было набито железо. «Тоже от пожара», — догадался Петька. Посередине лежал помятый алюминиевый таз с остатками глины и стояли две тёмные табуретки с дырками полумесяцем в сиденьях. «Чтобы рукой брать, — подумал Петька. — Очень удобно». Сбоку за трубой были сложены старые кирпичи, битые и целые. Петька с Борькой переглянулись: вот они и камни.
— Таким попадёт — больше не полезет, — сказал Борька.
— Нельзя камнем, — сказала Нинка. — Даже Витьку нельзя, а если станете кидаться камнями, я играть с вами не буду.
— Витьку — можно, — сказал Петька, но сам подумал, что Нинка права, что маленьким камушком, пожалуй, можно, а кирпичом — нельзя.
Под самым скатом крыши лежали длинные жерди, одна даже с развилкой на конце. На полу, на табуретках, жердях, кирпичах — на всём толстым слоем лежала пыль. Пыль танцевала и в солнечном столбе, падающем от оконца, напротив чердачной двери. Осторожно ступая, Петька подошёл к нему и толкнул раму. Петли заскрипели, и оконце туго растворилось. Вдоль чердака потянул слабый ветерок, осушая влажную от духоты кожу.
«Хорошо тут, — подумал Петька. — Из окна видно всё, как из наблюдательного пункта, Витьку заранее увидим, лестницу втащим — и отбиваться не нужно, ему сюда ни за что не залезть».
— Еды сюда надо будет натаскать, — сказал Борька.
— И посуду, — подхватила Нинка. — У меня кукольная посуда есть.
— Настоящую надо, — сказал Борька, — из кукольной и Нюську не накормишь.
— А настоящую хватятся, — возразила Нинка, — спросят, где. А не скажешь — значит, украл.
— Ничего не украл. Если я в доме живу, значит, и моя посуда в нём есть, — ответил Борька. — Если я дома еду беру, то ведь не украл?
Спор становился интересным, и Петька отвернулся от окна, чтобы вставить своё слово, а когда повернулся опять, Витька уже шёл по двору и смотрел наверх, на чердачное окно. Встретившись с Петькой глазами, он улыбнулся нехорошей своей улыбкой и сказал:
— Что же в гости не зовёте? Ну ничего, я не гордый, я сам приду.
Он метнулся за угол дома и исчез из виду.
— Витька!.. — сказал Петька почему-то шёпотом, повернувшись к Борьке с Нинкой. — Он, кажется, сюда залезть хочет. — И вдруг, сообразив, заорал: — Лестницу! Скорее!
Они кинулись ко входу, перепрыгивая через балки, но было поздно. Витька уже лез по лестнице вверх. У Петьки ослабели ноги, и ему захотелось сесть на пол.
— Всё, Борька, — прошептал он. — Конец. Отсюда не убежать.
— Помогай давай, — отозвался Борька сиплым от напряжения голосом. Он тащил длинную жердь, ту, с развилкой на конце, что лежала под скатом крыши. Когда он успел найти и схватить её — было выше Петькиного разумения.
— Скорей! — прохрипел Борька, и Петька ухватился за жердь. За дальний её конец уцепилась Нинка. Втроём они упёрли её развилкой в верхнюю ступеньку и разом навалились. Лестница стала отходить всё дальше от стены, качнулась и, ускоряя бег, грянулась о землю. Петьке даже показалось, что дом дрогнул. Он выглянул из двери: Витька, по-видимому, успел спрыгнуть, потому что не валялся в пыли, а стоял на ногах и смотрел на лежавшую лестницу. Потом он поднял глаза и усмехнулся.
— Нехорошо, — сказал он, — негостеприимно. Ухожу обиженный. А вы там посидите. До вечера, пока тётка с дядькой с работы не придут. А пить-есть захотите — крикните погромче, я принесу. Пока.