Петля
Шрифт:
Квартира Рэйко находилась на третьем этаже. Каору не пришлось звонить в дверь — она открылась, как только он подошел. Рэйко рассчитала время и, наверное, смотрела через дверной глазок. В проеме появилось лицо Рэйко. Волосы, в которых проглядывала седина, были собраны на затылке и связаны резинкой.
— Входи, — сказала она слабым голосом.
— Давно не виделись.
Даже после того как она проводила его в гостиную и усадила на диван, оба некоторое время не произносили ни слова. Каору почувствовал себя неловко. Он не понимал, почему Рэйко охладела к нему, и, не зная, как и что сказать,
Рэйко молча поставила перед ним стакан с ячменным чаем и села напротив.
— Вот и встретились.
Каору уже потянулся, чтобы обнять Рэйко, но она отстранилась и передвинулась так, что теперь расстояние между ними увеличилось.
Подобным образом она вела себя и на похоронах, когда, одетая в траур, не позволила Каору обнять ее. Он уже протянул руку к ее плечу, полагая, что только он один может облегчить ей горе потери единственного сына, но вынужден был остановиться.
Как не был Каору неопытен с женщинами, заметив постоянно повторяющуюся реакцию, он наконец понял, что нужно отступить. Но он никак не мог понять причину столь упорного отказа. Хотя он и чувствовал, что разрыв с женщиной, которая была ему так близка, неизбежен, ему неприятно было думать об этом.
Словно обнимая саму себя, Рэйко скрестила руки на груди и терла кожу предплечий пальцами, ей было холодно. Комнатный кондиционер работал в охлаждающем режиме, но до холода было еще относительно далеко. А Каору было даже жарко.
Разглядывая Рэйко, он силился воспринять ее боль. Если она закрылась из-за горечи потери, то вряд ли он найдет способ успокоить ее.
Слова ободрения и успокоения... Слова, которые лезли ему в голову, казались ему слабыми, пустыми, постыдными. Вопрос о здоровье, просящийся на язык, задавать было нельзя. И из-за всего этого разговор не клеился.
— Ну и долго собираешься молчать? — опустив глаза, холодно спросила Рэйко.
Ее замечание задело Каору, будто бы невозможно было обращаться к собеседнику иначе как молча.
— А повежливее нельзя? — пробурчал он.
— Что?!
Рэйко обхватила руками голову. Ее трясло. Она, по-видимому, рыдала, иногда прорывались всхлипы.
— Я хочу облегчить твою боль, но как это сделать, не знаю.
Рэйко сквозь слезы смогла вымолвить: «А-а...», — подняла взгляд и закусила зубами нижнюю губу. Все лицо под красными заплаканными глазами было мокрое от слез.
— Лучше бы нам с тобой не встречаться.
Каору больно ударили эти слова.
— Ты теперь меня ненавидишь?
«Как же так!» — беззвучно прокричал он. Если бы она действительно разлюбила его, то отказалась бы встретиться. Если бы она стала игнорировать звонки с просьбами о встрече, то, в конце концов, не было бы этого неприятного момента. А ведь сегодняшнему свиданию отведен лишь один час. Рэйко что-то нужно обсудить, у нее имеется веская причина для встречи.
— Он знал. — Голос Рэйко внезапно стал мягче.
— Что?
— Про тебя и меня.
— Что мы занимались любовью.
— Занимались любовью? Это называется занимались любовью?
Рэйко усмехнулась.
Называется заниматься любовью.
— Знал что?
Каору напрягся.
— Чем мы занимались в той комнате.
Фразы Рэйко не вязались друг с другом. Каору сглотнул.
— Не может быть, — сказал он.
— У него была очень развита интуиция. Я уже давно заметила. Мы поступили глупо, сделав это... Сделав это... — Казалось, у Рэйко сейчас разорвется сердце.
— Но...
— Он написал об этом в записке.
—???
— Что, ты думаешь, он там написал? — Каору снова сглотнул. — Я умру и стану свободным! — сказала Рэйко, воспроизводя интонацию Рёдзи.
Как артистично!
Перед его взором встало смеющееся лицо Рёдзи. В шапочке для плаванья мальчик стоит у края бассейна. И с видом, как будто ест пончики, повторяет:
Я умру и стану свободным! Я умру и стану свободным! Я умру и стану свободным!
Ему хотелось проявить свое участие. Смерть Рёдзи... Все произошло так быстро. Горе обрушилось на нее. Теперь они сидели и смотрели друг на друга со слезами на глазах. Шепча: «Люблю», он вытирал Рэйко слезы.
Рэйко резко вскочила, записка Рёдзи лишила ее самообладания. Наступил момент, когда она могла дать волю слезам. Ей нужно было выплакаться.
Каору вообразил себя на месте Рёдзи. Его мать с удовольствием предвкушает момент, когда ему придется пройти тяжелую процедуру обследования. С точки зрения Рёдзи, это выглядело как предательство. Его мать, с которой они вместе сражались в этой тяжелой битве, с позором отступила и предалась развлечениям. Естественно, его иллюзии рухнули. Каору решил, что это убило волю Рёдзи к борьбе и самоубийство означало капитуляцию, но он был далек от истины. Понимая, что Рёдзи все равно в ближайшем будущем умер бы, Каору не был сильно опечален его самоубийством. Где-то в глубине души он полагал, что, возможно, такой выход даже предпочтительнее для тех, кто вскоре будет призван в мир иной, а пока обречен влачить остаток жизни в бессилии.
Но если это поступок матери толкнул его на самоубийство, какое же смятение должен был испытывать Рёдзи, решившийся на смерть.
Но и у Рэйко состояние было не лучше. Она дорого заплатила за палату, наняла репетитора под предлогом гипотетической возможности возвращения Рёдзи в школу. Она всеми силами старалась показать ему, что хочет, чтобы он выжил. Своей готовностью бороться вместе с ним, знающим, что он умрет, она выказывала свою любовь. Но, несмотря на свое негласное обещание быть с ним до последнего момента, она, наоборот, подтолкнула его к смерти.
Естественно, что Рёдзи впал в отчаянье. И теперь Рэйко страшно переживала, что довела сына до смерти от отчаянья. И она направила свою злость на Каору, который был ее сообщником. Ему наконец стала понятна причина, по которой она так резко отстранилась, когда он на похоронах пытался ее обнять. Перед поминальной табличкой Рёдзи она не хотела даже на мгновение касаться его.
Ему требовалось хоть сколько-нибудь времени, чтобы поразмышлять. Он не знал, как ему лучше поступить. Реши он порвать с ней, и проблемы не стало бы. Но Каору не хотел этого. Он отчаянно искал средство исправить безнадежное положение.