Петля
Шрифт:
Им оставалось только верить в эту легенду, и они шли на запад в поисках пристанища.
Хоть и поредевшее, племя все равно представляло собой большую семью, состоящую более чем из двухсот человек. Передвижение давалось не просто, оно происходило весьма медленно. Сначала вперед один за другим выезжали несколько разведчиков на быстрых лошадях; убедившись, что впереди нет врага, они вели за собой остальных. Вдоволь наохотиться было невозможно.
Ночью ставили в подходящем месте вигвамы, ночью же, собравшись семьями у костров, ели мясо добытой днем дичи. Наесться досыта не удавалось. Куда уж там коптить лишнее мясо. Еды не хватало.
В реке люди купались, для питья требовалась гораздо более чистая вода, и они обследовали все вдоль и поперек в поисках притоков. Нет ничего более необходимого для выживания, чем вода. Нашедшего воду часто благодарили всем племенем.
До легендарной земли осталось перейти два хребта, перед самой целью сделали остановку в лесу, и наконец внезапно племя было благословлено водой.
Источник нашли дети. Несколько ребятишек заигрались, бегая между деревьями, и обнаружили скалу, по которой тек ручеек. Прибежав в стойбище, они рассказали о своей находке взрослым, и те, похватав емкости, кинулись отыскивать эту воду.
Они постоянно останавливались и осматривались вокруг. Каору стал считать, сколько человек поднимается на склон. Впереди трое, четверо позади. Включая его, всего восемь. Те четверо, что шли позади, — все женщины, среди них его жена и дочь. Впереди — трое детей, среди них надувшийся от гордости, словно совершил великий подвиг, сын Каору.
Дети не соврали, говоря о воде. С большой скалы стекал тоненький ручеек — настолько тоненький, что подставить под него емкость было сложно.
Как только Каору подумал, что стоит залезть повыше, поискать струю посильней, за спиной зашелестела трава. Внезапно перед ним появилась группа людей, снимавших с себя синюю униформу. Снятые мундиры они обматывали вокруг пояса. Каору насчитал около десяти человек, на некоторых были только белые рубашки, на других — черные рубашки и брюки. По-видимому, эта группа не была одним подразделением. Вероятно, эти люди забрели в горы, чтобы набрать воды, некоторые из них держали в руках фляжки, остальные сжимали ружья. У нескольких белые рубашки были запачканы кровью.
Какое-то время индейцы и белые стояли, уставившись друг на друга. И те и другие были выбиты из колеи неожиданной встречей. С обеих сторон стал раздаваться шепот. Времени для замешательства не было. Драться, когда с тобой женщины и дети, нельзя. Если противник проявит желание напасть, надо убегать. А если не проявит, то лучше не делать резких движений.
Продолжая стоять в напряжении друг против друга, люди обменялись парой-тройкой слов. Но эти слова поняты не были. Чувство времени оказалось нарушенным. С момента встречи прошло две-три секунды, а казалось — несколько минут.
Внезапно трое мальчишек с воплем помчались вниз с горы. Когда один из солдат ударил рукой по винтовке, направленной в спину мальчикам, несколько человек вскочили, как по сигналу, и понеслись в сторону убегавших.
Похоже, эти люди не хотели пускать в ход оружие. Звук выстрела может привести сюда тех, кто остался под горой, и тогда шансов выжить не останется. А они рассчитывали уйти через противоположный проход.
Когда Каору понял это и заслонил своим телом жену, то краем глаза увидел, что его сын, которого эти люди прижали к земле, разбил голову о камень. Жирными руками детям закрыли носы и рты, и они не могли кричать, повсюду были разбросаны мозги. Серая скала покрылась кровью, словно нарисованными в компьютерной графике розами. За спиной раздались шаги попиравших скалу людей.
По ахилловому сухожилию пробежала боль. Оно не порвалось, похоже, перебили кость. Потеряв равновесие, Каору повалился наземь. Он успел развернуться и упал боком, даже не почувствовав боли.
Протянув руку, он хотел коснуться жены, но еще быстрее женщину схватили и оттащили в буйно разросшуюся траву трое мужчин.
Собрав последние силы, Каору приподнялся, но его тут же прижали к земле и схватили за волосы. Он не мог пошевелиться и даже оторвать затылок от скалы. Сбоку раздался глухой стук. Ему не следовало туда смотреть, но глаза сами повернулись в ту сторону, откуда раздавался этот звук разбивающейся плоти.
Одно за другим падали маленькие смешные тельца с высоты человеческого роста и разбивались о скалу. Он хотел рвануться к бездыханной дочери, но тело не слушалось. Оно пылало от боли, Каору даже не знал, куда он ранен. Но боль его не волновала, он был готов умереть. Невыносимым было насилие над близкими ему людьми, их безжалостное уничтожение.
Безжизненное тело дочери снова подняли и швырнули на землю, а потом сбросили со скалы.
Что-то отвлекло внимание человека, дважды или трижды ударившего девочку о скалу, он зашел в траву и направился к деревьям.
Он не спешил, и Каору мог проследить его движения. Мужчина сжимал в руках край выбившейся из штанов рубахи. Что это значило? Каору заметил на белой ткани кровавые подтеки. Но на рубашке была не только кровь, на ней висел маленький кусок плоти. Кровь дочери Каору, частица ее тела? Мужчина несколько раз вытер руки о рубашку — так, словно ходить с грязными руками было ниже его достоинства, — и потер их о свои кожаные штаны.
До Каору доносились крики жены. Он понял, что скоро ее приволокут сюда. Но сколько он ни вращал глазами, ему так и не удалось увидеть ее — возможно, мешали заросли травы. Он видел только окруживших ее мужчин, некоторые сидели на корточках, другие стояли. Державший его за волосы сменил руку и еще сильнее оттянул голову Каору назад, теперь лучи достигшего зенита солнца падали Каору прямо на шею. Но кроме солнца был еще источник яркого света. Он перемещался в разные стороны.
В горле забурлило. Каору ощутил, что по груди у него потекло что-то теплое. При этом голова, казалось, откинулась еще сильнее.
Солнце изменило свой цвет, потемнело, все вокруг погрузилось во тьму. Правда, Каору еще мог слышать.
Он слышал крики своей жены. Они походили скорее на смешки, чем на вопли страдания. До момента, когда его покинуло сознание, он все слышал их. Хоть и недолго, но в этом мире он жил с ней. Его собственная смерть и смерть любимого человека наступили одновременно.
6
Каору некоторое время сидел в полной темноте, бессильно откинувшись на спинку стула. Постороннему наблюдателю могло показаться, что он впал в прострацию. То, что испытал сейчас Каору, было не больше не меньше, чем настоящая смерть, хотя его душа и не покидала тело, да и в самом теле никаких изменений не происходило.
Его переживания в момент умирания вовсе не походили на то, что происходит с человеком, теряющим сознание. Чувства были парализованы, но мозг продолжал работать. Сердце остановилось, и последующие ощущения того, как постепенно умирает мозг, как сворачивается время и пространство, длились не больше секунды.