Петля
Шрифт:
Мы уже давно пообедали и сейчас машинально потягиваем из стаканов кисленький компот, увлеченные рассказом Игоря Леонидовича. Поднимаемся мы из-за стола, кажется, самыми последними и идем по опустевшему залу, где снуют лишь официантки, убирая грязную посуду.
Между прочим, я только сейчас замечаю, что здесь все знают Игоря Леонидовича и чуть не каждая официантка, уборщица и сестра с ним приветливо здоровается и называет по имени и отчеству. Во дворе нам попадается Мотька, так и тот сначала здоровается с
Двор большой, и зданием столовой он разделен как бы на две части. Та, куда мы сейчас вышли, даже не двор, а сад, с клумбами, дорожками, подстриженным кустарником вдоль них, раковиной эстрады и рядами скамей перед нею, а дальше, за тенистой аллеей, — спортивные площадки и второй санаторный корпус с большими, во всю стену, окнами и лентами пестрых балконов. А вот по другую сторону столовой раскинулся хозяйственный двор. С того места, где мы стоим, видна только часть его: потемневшая от времени стена склада, торец главного корпуса с дверью, ведущей в котельную, асфальтовая площадка для машин и распахнутые ворота с будкой для сторожа.
В этот момент в ворота лихо вкатывает старенький газик, дребезжа всеми своими металлическими суставами, взвизгивает тормозами и резко, «на всем скаку» замирает возле двери в котельную.
Из газика выскакивает паренек, с силой хлопает дверцей и, обогнув машину, скрывается в черном проеме двери.
Игорь Леонидович поворачивается к нам и говорит, кивнув в сторону подъехавшей машины:
— Вот, кстати, живой свидетель всей этой истории с девицей. Он ее увез, он ее и привез.
— Ой! — всплескивает руками Раечка. — Может быть, он теперь меня увезет? Это так романтично! А вы будете искать.
— Если история повторяется дважды, — иронически замечает Яков Захарович, — то, как известно, первый раз это может быть трагедия, а второй раз уж непременно фарс. Так что лучше придумайте что-нибудь оригинальное, мадемуазель.
— Я постараюсь, — кивает Раечка. — Но на этот раз героем будете вы, приготовьтесь.
— Ну, тут есть кое-кто помоложе, — усмехается Яков Захарович, бросая взгляд в мою сторону.
— К сожалению, не получится, — притворно вздыхает Раечка. — Товарищ Лосев совершает подвиги в честь другой дамы.
Она, конечно, намекает на мой недавний разговор с Валей, когда я признался, что чувствую себя как собака на сене. Но мне вдруг становится не по себе, мне кажется, что Раечка имеет в виду Веру.
— Так вы узнали не только машину, но и водителя? — спрашиваю я Игоря Леонидовича. — Вот это память!
— Да уж… — самодовольно хрипит он. — Не жалуюсь. Уф!.. Его, кстати, Анатолием зовут. Это я тоже помню.
— Ой, одолжите мне вашу память! — восклицает Раечка. — Сдам минимум и верну, честное слово.
Тем временем мы спускаемся по широким ступеням
Но я и не думаю идти к себе в комнату. Я неторопливо пересекаю сад, огибаю здание столовой и оказываюсь на заднем дворе. Далее я следую прямо в котельную. Я прекрасно запомнил парня, выскочившего из газика.
Спустившись по гулкой железной лестнице в душную темноту котельной, я начинаю ориентироваться по голосам, доносящимся до меня из глубины коридора, и медленно, вытянув вперед руки, пробираюсь в их сторону. Слов я вначале не разбираю, слышу лишь, как громко переговариваются два, а может быть, и три голоса.
Но постепенно я начинаю разбирать слова. Ребята орут что есть силы, перекрывая вой пламени в котлах.
— У тебя же братан на базе работает! — запальчиво кричит кто-то из парней. — У них там этого добра навалом. Я тебе бутылку поставлю. А если в сборе — красненькую отвалю, ей-богу.
— Их сейчас поприжали, — колеблется второй.
— Тю! Всюду прижимают и всюду достают, если надо. Что, я не знаю. А тут машина стоит, соображаешь?
— А тебе-то что? Твоя, что ли, стоит?
— Так мне ж на ней работать!
— И направо, и налево, — смеется третий голос. — Ты парень ходовой, Толясь, не теряешься.
— И как ты на ней от Москвы допилил? — спрашивает второй голос.
— А что? Новая же машина. В ней один карбюратор только инвалидный. Для блезиру поставили. Если бы не он, только бы я такую машину и видел. А так она уже ждала меня, милая, ненаглядная. В пять минут актик сварганили.
— По блату, значит?
— Вроде того. Ну как, Севка? Значит, или новую иглу, или весь карбюратор в сборе, усек?
Но тут я толкаю дверь и заглядываю в котельную. Ну, и здорово же там жарко! Двое из ребят без рубашек, перепачканы в угле. Это, конечно, местные. А третий — приезжий, он в кожаной куртке на «молнии», с кепкой в руке. Все трое молча глядят на меня.
— Здорово, — говорю я. — Анатолий здесь?
— Ну, я, — настороженно говорит парень в кожаной куртке.
— Потолковать надо. Выдь во двор.
— А ты кто?
— «Кто, кто»! — грубовато отвечаю я. — Выдь, говорю. Здесь не продохнешь. Чего боишься?
— Надо мне бояться, — сердито бурчит Анатолий. — Сейчас выйду. Ступай к машине.
— Ну, давай. Жду.
Я ухожу, нарочито громко топая по дощатому полу коридора. Чтоб не думали, что я интересуюсь их секретами. Хотя и любопытно бы знать, о какой это машине говорил ребятам Анатолий, как это он так ловко ее в Москве оформил. Значит, выдали ее за списанную, что ли? Ох и ловкач, видать, этот Анатолий. Да и один ли он такой в этом колхозе? И вот туда «по служебным делам» ездила Вера, с этим самым прохвостом Анатолием, кстати.