Петр I
Шрифт:
«Царь уважал его за многие прекрасные качества… – писал о Гагарине Геннинг Фридрих фон-Бассевич, президент тайного совета (по сути – канцлер) герцога Карла Фридриха Гольштейн-Готторпского, [97] бывший в курсе российских дел. – Дочь его была замужем за сыном великого канцлера Головкина, а сын был женат на дочери вице-канцлера Шафирова. Не желая подвергать его всей строгости законов, царь постоянно отсрочивал его казнь и для отмены ее не требовал от него ничего, кроме откровенного во всем сознания. Под этим условием, еще накануне его смерти, он предлагал ему возвращение его имущества и должностей. Но несчастный князь, против которого говорили показания его собственного сына и который выдержал уже несколько пыток кнутом, ни в чем не сознавшись, поставил себе за честь явиться перед виселицею с гордым и нетрепетным челом. Царь велел устроить ее перед домом, в котором собирался Сенат, полагая, что преступления и упорство виновного должны подавить всякое к нему сочувствие в душе людей ему близких… Молодой Гагарин, который еще недавно путешествовал по Европе, окруженный блеском и свитою, достойными владетельного князя, был разжалован и определен на службу простым матросом». [98]
97
В 1725 году герцог Карл Фридрих Гольштейн-Готторпский женился на дочери Петра и Екатерины Анне Петровне. Герцог стал родоначальником династии Гольштейн-Готторп-Романовых, из которой происходили все российские императоры начиная с Петра III. Карл приехал к Петру в 1720 году в надежде на то, что царь поможет ему возвратить владения в Шлезвиге, которые по Фредериксборгскому договору 1720 года между Данией и Швецией отошли к Дании. Утраченное Карл обратно не получил, но зато удачно женился.
98
«Записки о России при Петре Великом, извлеченные из бумаг графа Бассевича». (Пер. И.Ф. Аммона).
К началу апреля 1709 года шведы вышли к Полтаве, бывшей одним из центров Левобережной Малороссии. Мазепа убеждал Карла брать Полтаву: возьмете город – и все Левобережье станет вашим. Карл, которому очень хотелось закрепиться в стратегически удобном месте близ османских и ханских владений, охотно согласился и осадил Полтаву, тем самым ускорив свой конец.
Слабо укрепленная Полтава (вал с деревянным палисадом плюс несколько земляных бастионов) представлялась легкой добычей, но небольшой гарнизон [99] под командованием полковника Алексея Келина успешно отбивал попытки штурма, которые следовали одна за другой с интервалом в несколько дней. К Полтаве постепенно стягивались русские войска, а 4 июня сюда прибыл Петр. На военном совете сначала обсуждали, «каким бы образом город Полтаву выручить без Генеральной баталии (яко зело опасного дела), на котором положено, дабы апрошами ко оной приближаться даже до самого города», но на следующий день, после тщательного обдумывания ситуации, Петр склонился к генеральной баталии.
99
Численность защитников Полтавской крепости дискутабельна. Одни историки склоняются к двум с небольшим тысячам, другие говорят о четырех.
Накануне сражения царь объехал все полки, призывая их сражаться не за царя, а «за Россию и российское благочестие». Интересы государства Петр всегда ставил выше собственных, потому-то столького и достиг.
Карл надеялся получить помощь от султана и Станислава Лещинского, но султан отказался ввязываться в войну с Россией, а полякам мешали пройти к Полтаве русские войска. В конце июня русская армия благополучно переправилась через реку Ворсклу и стала напротив шведского лагеря.
В нашем распоряжении есть подробное описание сражения, составленное очевидцами, – «Обстоятельная реляция о главной баталии меж войск его царского величества российского и королевского величества свейского учинившейся неподалеку от Полтавы сего июня в 27 день, 1709-го лета».
«Двадцать четвертого числа, пошли мы… со всею армиею и стали с четверть мили от неприятеля и, дабы оный на нас нечаянно не напал, учинили около обозу траншемент [внешнее ограждение]… Изволил Его Царское Величество всякое предуготовление чинить к нападению на неприятеля. Однако ж оный, по своей обыкновенной запальчивой отваге, в том нас упредил, и двадцать седьмого числа поутру весьма рано, почитай, при бывшей еще темноте, из дефилеев [выходов], в которых он во всю ночь свое все войско в строй поставлено имел, на нашу кавалерию как с конницею, так и с пехотою своею с такою фуриею [с яростью] напал, что хотя он многократно с великим уроном от нашей кавалерии и от наших редут, к которым приступал, отогнан есть, однакож наша кавалерия, понеже оную нашею инфантерией [пехотой] толь скоро выручить не могли, последи немного к нашему ретраншементу [внутреннему ограждению] уступити принужденна; однако ж паки скоро остановились и неприятеля атаковали, и оного правое крыло весьма сбили, и генерал-майора Шлипембаха, который тем крылом командовал, в полон взяли.
Между тем послал Его Царское Величество его светлость генерала князя Меншикова да при нем генерал-лейтенанта Ренцеля с некоторою частию кавалерии и инфантерии к Полтаве, дабы еще в сукурс [поддержку] неприятелю идущие войска, також и в шанцах [окопах] оставшегося неприятельского генерал-майора Розе с неприятельскими войсками атаковать и помянутый город от блокады весьма освободить. И вышепомянутый его светлость [Меншиков] встретил на дороге неприятельский корпус резерва, состоящий в трех тысячах человеках, которые они поставили позади своего правого крыла при лесе, которых по кратком бою сбили и без остатку побили и в полон побрали.
А потом его светлость паки [снова] к главной армии возвратился, генералу же лейтенанту Ренцелю велел продолжать марш к Полтаве, по которого прибытии ретировался [отступил] генерал-майор Розе с тремя при нем бывшими полками в сделанные перед городом от неприятеля крепости и шанцы; но оный от помянутого генерал-лейтенанта Ренцеля тамо атакован и, по кратком учиненному сопротивлению, принужден со всеми при нем бывшими людьми на дискрецию сдаться [капитулировать].
Между тем же неприятельская кавалерия от главного войска от нашей кавалерии отступила и с своею инфантерией паки случилася [соединилась], и поставили шведы всю свою армию в ордер баталии [боевой порядок] перед фрунтом с четверть мили от нашего обозу. Между тем же Его Величество повелел тотчас двум линиям от нашей инфантерии из нашего траншементу выступить, а третью в оном назади оставил, и тако ту армию в строй поставил, что инфантерия посреди, кавалерия же на обоих крылах поставлена… И тогда в девятом часу перед полуднем атака и жестокий огонь с обеих сторон начался, которая атака от наших войск с такою храбростию учинена, что вся неприятельская армия по получасном бою с малым уроном наших войск как кавалерия, так и инфантерия весьма опровергнута, так что шведская инфантерия ни единожды потом не остановилась, но без остановки от наших шпагами, багинетами [штыками] и пиками колота, и даже до обретающегося вблизи лесу, яко скоты, гнаны и биты…».
Помните?
Тесним мы шведов рать за ратью; Темнеет слава их знамен, И бога браней благодатью Наш каждый шаг запечатлен. Тогда-то свыше вдохновенный Раздался звучный глас Петра: «За дело, с богом!» Из шатра, Толпой любимцев окруженный, Выходит Петр. Его глаза Сияют. Лик его ужасен. Движенья быстры. Он прекрасен, Он весь, как божия гроза… И он промчался пред полками, Могущ и радостен как бой… [100]100
Пушкин А.С. «Полтава».
Читаем «Реляцию» дальше. «В погоню же за уходящим неприятелем последовала наша кавалерия больше полуторы мили, так что, почитай, от самой Полтавы в циркумференции [по окружности] мили на три и больше на всех полях и лесах мертвые неприятельские тела обреталися, и, чаем, оных от осми до десяти тысяч побито».
У Карла, вместе с перешедшими к нему запорожскими казаками, было около пятидесяти тысяч воинов. Артиллерию можно в расчет не принимать, поскольку шведы растратили весь свой боезапас во время осады Полтавы. Петр располагал примерно шестьюдесятью тысячами солдат и сотней пушек. Важно понимать, что в сражении участвовали не все силы, ведь кому-то было нужно охранять лагерь и отступные пути. Карл бросил в бой семнадцать тысяч, а Петр – двадцать пять тысяч пехотинцев и девять тысяч кавалерии, основу которой составляли драгуны. [101] Русские потеряли тысячу триста сорок пять человек убитыми и три тысячи двести девяносто солдат было ранено. Шведов полегло более девяти тысяч и около трех тысяч попало в плен. Приведенный в «Реляции» перечень пленных открывают обер-маршал и королевский советник граф Карл Пипер, бывший правой рукой Карла XII, и генерал-фельдмаршал граф Карл Густав Рейншильд, которого Карл XII называл «своим Парменионом». [102] Надо отметить, что к высокопоставленным пленникам Петр относился весьма милостиво, словно к собственным придворным: содержал их в хороших условиях, приглашал к своему столу и провозглашал здравицы в их честь, называя своими учителями. (Вспомните пушкинское: «И за учителей своих заздравный кубок подымает»). Рейншильд упрекнул Петра в неблагодарности – ну как же вы, Ваше Величество, могли столь немилосердно разбить своих учителей? Комплимент, замаскированный под упрек, понравился Петру, и, словно бы желая загладить свою «вину», царь распорядился вернуть шведским генералам их шпаги.
101
Драгуны также назывались «конными пехотинцами», поскольку могли воевать как в конном, так и в пешем строю. Драгуны занимали промежуточное положение между «тяжелыми» кирасирами и кавалергардами и «легкими» гусарами, их можно назвать «средней кавалерией».
102
Парменион (ок. 400–330 до н. э.) – македонский полководец, ближайший соратник царя Филиппа II и его сына Александра Великого (Александра Македонского). Сравнение с Парменионом выглядит несколько двусмысленным, поскольку он был убит по приказу Александра, заподозрившего его в причастности к заговору.
Вечером после сражения Петр пишет из лагеря Екатерине:
«Матка, здравствуй!
Объявляю вам, что всемилостивый Господь неописанную [неописуемую] победу над нeпpиятeлeм нам сего дня даровать изволил, единым словом сказать, что вся неприятельская сила наголову побита, о чем сами от нас услышите; и для поздравления приезжайте сами сюда».
Все участники Полтавской битвы были награждены медалями – солдатам и унтер-офицерам выдали серебряные, а офицерам – золотые. На лицевой стороне медали был изображен нагрудный портрет Петра, а на оборотной – картина сражения с надписью поверху: «За Полтавскую баталию».
«Неописанная победа» не только положила конец шведской угрозе (последующие «зачистки» на северо-западе можно было не принимать в расчет, поскольку шведский лев был обезглавлен), но и кардинальным образом изменила отношение к России в Западной Европе. Разгром под Нарвой и прочие неудачи начального этапа Северной войны были сразу же забыты. Те, кто прежде не хотел даже становиться посредником в переговорах между Россией и Швецией, теперь горели желанием заключить союз с Петром. Получив известие о победе русских под Полтавой, Станислав Лещинский удрал в Пруссию, и Август снова стал единственным польским королем. Северный союз сложился заново, но теперь коалиция была антиосманской. Западные державы «вдруг» осознали, что «дикая Россия» превратилась в сильное государство, которое вот-вот займет место среди великих держав.