Петр Романов. Veni, vidi, vici
Шрифт:
— Романов, ты издеваешься надо мной? — я удивленно посмотрел на нее. — На каком языке она написана?
— На греческом, — пожав плечами, я слегка ее подвинул и поднялся с кровати, потягиваясь. Надо бы в душ сходить, да и вставать уже пора. Скоро завтрак, а Прасковья Федоровна очень огорчалась, когда кто-то из домашних опаздывал или вовсе не приходил на приемы пищи. Никогда не понимал этого трепетного отношения к традиционным приемам пищи в кругу всех членом семьи, большинство которых хотело в эти моменты хотели воткнуть вилку в глаз особо любимого родственничку, а меньшей части эти самые родственники были глубоко безразличны. Как правило, покушения, умерщвления, смена власти во главе стола происходила как раз
— Хочешь сказать, что знаешь греческий? — Клыкова прищурилась.
— Ну да. Еще немецкий, французский, совсем немного английский. А вот с латынью у меня не очень. Нет, понимать — я ее понимаю, но читать что-то на этом языке точно не смогу без словаря или специального заклятья, — взлохматив волосы, я двинулся в сторону ванной, но тут в комнату ввалился как всегда без стука Петр.
— Ответь мне, отрада для моих глаз, вот это голое тело собирается в душ, или уже из него? — вопрос он задал Насте, напрочь игнорируя при этом меня.
— Собирается, — фыркнула Клыкова. — Романов, подожди, я схожу оденусь, а потом можешь занимать ванную.
— О, нет, только не это, — замахал руками Петр. — Не нужно ради меня идти на жертвы и облачаться в дерюгу, закрывая от нескромных глаз такую красоту. К тому же, Петьке нужно как можно быстрее припудрить носик, чтобы идти приветствовать родственницу, по-моему, Марию, хотя, я могу и ошибаться, — он потер нос.
В его мире эта ветвь Романовых вроде бы тоже существовала, но Петр как-то признался, что настолько редко общался с родственниками, что и не знал их всех, а девочек Ивана даже не видел ни разу. Что же касается меня, то я тоже никогда не видел Марию, она в моем мире умерла в раннем детстве. Сейчас же представлялся шанс познакомиться.
— Она одна приехала? — я спросил об этом как можно небрежнее, направляясь в ванную, полностью игнорируя просьбу Насти уступить ей место. В конце концов, у нее есть своя выделенная комната, куда она вполне может проскользнуть и одеться, не привлекая к себе нездоровое внимание Петра.
— С кабанообразным мужиком, которого периодически гладит по лысине и называет мужем, — Петр гадко усмехнулся. — А также с весьма очаровательной юной особой, которая приходится ей дочкой, по имени Юлия. Эта Юлия настолько хорошенькая, что можно с уверенностью сказать, что кабанчик ее папкой вряд ли является. Если бы не вот эта мушка, которая почти у всех Романовых имеется, я бы и Марию ее матерью не назвал, — он дотронулся до своего виска, где у него находилось когда-то небольшое родимое пятнышко, почти незаметное, но присутствующее на лице почти всех Романовых во всех мирах, в этом он был прав. — И, если я прав насчет отцовства Юлечки, то весьма интересная и пикантная картина вырисовывается. Но ты сам все увидишь.
Когда я вышел из душа, то Насти в комнате не было. Подойдя к шкафу, вытащил, не глядя, штаны, рубашку и чистое белье, после чего начал одеваться, абсолютно не смущаясь Петра.
— Вот это я понимаю, раскованность, — протянул Петр. — Давно хотел об этом сообщить тебе, но вот только сейчас решился.
— А что не нравлюсь? — я перестал застегивать рубашку и повернулся к оборотню.
— Как тебе сказать, — протянул он. — Я все-таки больше по женщинам, и оценить тебя полноценно не могу, тем более, что это практически тоже самое, что оценивать самого себя. До сих пор не могу привыкнуть к тому,
— Я знаю, о чем ты говорил, — отмахнувшись от Петра, я продолжил одеваться. — Но и ты меня пойми. Еще не так давно, я самостоятельно одевался только когда был в походе, или на длительной охоте. И то, у меня были дворовые холопы и денщики, которые меня облачали в подобающую одежду. Если честно, я даже не знал, какая именно одежда у меня имеется. Не в полном объеме. При таком скоплении народа в моей опочивальне, которое было в то время и в том... хм... мире, я просто физически не могу стесняться. Другое дело перед сторонними людьми свою наготу показывать. Но ты видел меня изнутри, так сказать, поэтому я не могу считать тебя сторонним человеком, тут уж, извини. — Я усмехнулся, глядя на задумчивое выражение лица Петра, который, видимо, пытался осмыслить то, что я сказал, ну или думал о чем-то своем, к чему я уже был привычен. — Так что, или привыкай, или уходи, если моя нагота тебя смущает.
— Да не особо, — махнул рукой Петр, разваливаясь в кресле. — Чего я там не видел-то? Напомни-ка мне, какую цель преследует твой дед, отправляя тебя сюда?
— Он подозревает, что от этой ветви можно ожидать заговора, — я пожал плечами.
— Ну, заговор не заговор, а кое-какие секреты можно выявить. Например, кто настоящий отец очаровательной Юлии, и почему Прасковья так сильно не любит Анну.
— Ты о матери Анны сейчас говоришь? — мне это еще в моем мире было интересно, и в этом, похоже, ничего не изменилось.
— Не-е-е, — протянул Петр. — Мать всех дочерей не переваривает одинаково. Кроме, разве что, Катерины. Так что, это ерунда. Я про сестренку говорю. Мне тут, по случаю, удалось интересный разговор услышать между двумя хорошенькими горничными, о том, как бы изловчиться и комнаты сестренок подальше друг от друга разнести, чтобы не было незапланированных мордобитий, и порчи уникального фарфора.
— Вот как, интересно, — я одернул пиджак, подумав, решил оставить его не застегнутым. — А ты что же, на горничных со вдовушек перекинулся?
— Перекидываюсь я в волка, — немного снисходительно поправил меня Петр. — А горничных я услышал, как раз в тот момент, когда уже под утро возвращался от вдовушки. Кстати, горничные действительно просто конфетки, и так в твою сторону глазками стреляют, прямо залпы дают. Да и на меня весьма милостиво поглядывают. Ну, оно и понятно. Здесь из мужчин только Иван, которого на всех точно не хватит, да периодически захаживающие в гости кабанчики. А в остальном, только знакомые вдоль и поперек слуги. И тут мы, такие из себя молодые и красивые. Девушек вполне можно понять и даже устроить пикантную групповушку. Не думаю, что они будут сильно возражать.
— И что, только милостиво поглядывают? А как же колечко? Не работает все-таки? — хмыкнул я, глядя на руку Петра, на которой красовался найденный им артефакт.
— Прошла всего одна ночь, как я мог его проверить? — всплеснул он руками. — Вот сегодня вечером и можно будет и оценить его действие. Только представь, я и две знойные красотки с кухни...
— Господи, Петр, у тебя есть хоть одна мысль не про девок? — я закатил глаза.
— Когда так скучно и уныло? Конечно, нет, — Петр даже удивился такому моему предположению. — Хотя, если учесть страсть твоей подружки, то весьма вероятно групповушка с твоим участие может закончиться резней. Как ты вообще можешь так жить? Никакой свободы в личной жизни и это в твои-то годы. — Он покачал головой.