Петр Великий, голландский. Самозванец на троне
Шрифт:
***
Первая остановилась карета, из которой вышел генерал Лефорт, Головкин и дьяк Возницын. Прошли мимо караула пребраженцев, которые им лихо отсалютовали.
– И нам пора, мин херц…
– А вещи?
– Не беспокойся, государь. Ты же царь Всея Руси. Холопы всё занесут. Не твоё это, не царское это дело!
Пётр воззрился на Меньшикова своими круглыми глазами, и только плечом повёл. Знал Алексашка, что злится царь, но не очень. Около ворот всё было чисто да прибрано, дорога камнем покрыта, и то- царский дворец.
Пётр шёл быстрым и уверенным шагом, опираясь
– Чужим не велено… – строго прозвучал голос преображенца.
Меньшиков аж обомлел… Лефорт, швейцарский- о гад, пропал службу! И чего теперь? Ну вышло всё по- другому..:
Пётр, не говоря ни слова, в два удара кулаком сбил обоих солдат на землю, так, что шапки и ружья отлетели в стороны.
– Царя в лицо знать надо! – громко сказал он оторопевшему сержанту, – но, за службу спасибо! Нечего чужим в моём дворце делать!
И Петр вложил в руку преображенцу шесть червоных, на весь гвардейский караул.
– Но чего стоишь, столбеешь, Алексашка? Ждут нас, пошли!
Теперь царь говорил только по-русски, правда, с небольшим неправильным выговором. Денщик удивлялся этому человеку. Не терял совершенно присутствия духа. Он то, не зеал ы что сейчас лелать, а этот- толтко шаг печатает крепко. Вдруг он обернулся, глянул на солдат словно решая нечто важное.
– Веди, Алексашка , меня к преображенцам и семёновцам. Да денежный ящик мой прихвати. Дело важное затевается.
– Понял, мин херц. Как не понять?
Оценил Меньшиков и этот ход нового Петра. Умно. конечно… Как говорится, деньги все любят…
Полки были построены рядами, а царь лично, не чураясь служивых, обходил каждого, и одарил всех серебрянными ефимками. Теперь-то уж гвардейцы узнали царя, и были согласны, что он- и есть истинный государь Руси.
– Солдаты! Построится у Преображенского дворца и ожидать меня там! Покуда не вернусь, не расходится! – дал он жёсткий приказ.
Возвращался Пётр теперь не как одинокий странник, а как истинный полководец и предводитель, за которым была настоящая сила. А власть- это не слабые слова, а гордая сила. И сила основана на людях, готовых сражаться за предводителя, и делать то, что он ни прикажет.
Он был горд собой, и довольно улыбался. Человек с силой, это впечатляет каждого, и челядь мигом признала, кто в доме хозяин. И не было ни единой попытки сопротивления, или там, сомнения!
Тут уж прибежали спальники, поспешно отворили двери, и самый важный из них, видно, постельничий, пошёл впереди Петра, распахивая двери. Тот был ловок. и как-то по особому ловко наклонялся, ни разу не ударившись о низкие косяки. Проводник распахнул двухстворчатые резные двери, и низко- пренизко поклонился. Пётр обернулся к Меньшикову и громко и ясно произнёс:
– Здесь меня обожди !
Бояре у Трона государева
Перед ним открылся портал в неизвестность. Перед ним, на небольшоим возвышении, стоял трон, украшенный двуглавым орлом. Стены были богато расписаны, и них стояли низкие лавки, на которых сидели Семеро. Семеро долгожданных вельмож, зазвавших его на российский трон. Не привык он сомневаться, и быстрым шагом прошёл мимо них и сел на трон самой большой христианской монархии мира.
Ожидал чего-то невероятного, но ни земля не разверзлась, что бы поглотить чужестранца, ни молнии не сожгли, являя мощь Провидения. Ничего такого. На него просто смотрели семь пар удивленных глаз людей, наряженные в парчовые богатые шубы, отороченные мехом. Наконец, встал, и заговорил , которого Пётр узнал, как Фёдора Юрьевича Ромодановского.
– Здравствуй, царь -батюшка… Наконец-то опять свиделись. А возмужал-то как, и не узнать…
– Сам на себя похож, и то ладно, – ухмыльнулся Пётр, – слышал я, опять мятеж в Москве, а виновных мало наказано?
– Так чего их казнить? – не понял Ромодановский, – служилых людей немного. И тех не хватает. И ты бы, батюшка, надел на выход царский бармы, да одежды православные…
– Нет, ни к чему…
– То что в письмах обговорено, не вызывает ли сомнений? – хитро выразился Борис Алексеевич.
– Права Алексея Петровича не будут оспорены.
Бояре зашептали довольно, и закивали. И уже не выглядели столь настороженными.
– Вот ещё… – начал неспешно говорить Борис Алексеевич Голицын, – решились мы на всё , чтобы худа не было в государстве Российском. А ты должен подписать сии Кондиции, – отдал голландцу писанное на орошей бумаге послание. Piter принялся читать:
« Через сие наикрепчайше общаемся, наиглавнейшее моё попечение и старание будет не токмо о содержании , но и о крайне всевозможном распостранении православныя нашей веры греческого исповедания, такожде по принятии короны российской в супружество во всю мою жизнь не вступать и наследника ни при себе, ни по себе никого не определять, ещё обещаемся, что что понеже целость и благополучие всякого государства от благих советов состоит, того ради мы ныне уже учрежденную Боярскую Думу в семи персонах всегда содержать и без иного согласия:
1, ни с кем войны не начинать
2 . миру не заключать,
м. верных наших подданных никакими податями не отягощать,
4. в знатные чины, как в стацкие, так и в военные сухопутные и морские , выше полковничьего ранга не жаловать, ниже к знатным делам не определять, а гвардии и прочим войскам быть под ведением Верховного Тайного Совета
5 .У шляхетства живота, имения и чести без суда не отнимать,
6 . вотчины и деревни не жаловать,
7. в придворные чины, как иноземцев, так и русских, не производить,
8. государственные доходы в расход не употреблять, и всех своих подданных в милости содержать, а буде чего по сему обещанию не исполню, то лишен буду короны российской.»
– Так и умно, – и неспешно расписался поданным ему пером..
Оставил регламент на столе, а сам ходил, а не шествовал по палате, заложив руки за спину, словно громадный ворон..
– Царица Евдокия уехала в монастырь. Так что мешать тебе она, батюшка, не станет, – проговорил Фёдор Лопухин.
И это понял новый царь. Что бы еще наследников престола, от его крови не появилось.