Петр Великий и его время

Буганов Виктор Иванович

Вскоре вернулся из второго Крымского похода В. В. Голицын. Манифест о наградах его участникам должны были утвердить цари, но Петр отказался это сделать. С большим трудом его убедили уступить. Когда же Голицын, несостоявшийся полководец, приехал в Преображенское благодарить Петра за награды, тот даже не принял его. «Самодержица всея Руси», как уже приказала именовать себя Софья Алексеевна, пришла в ярость. Назревала решающая схватка.

Софья, «зазорное лицо», как ее называл Петр, как будто замышляла дворцовый переворот. Новый начальник Стрелецкого приказа Ф. Л. Шакловитый, ее новый фаворит, по сообщениям некоторых современников, пытался опереться на стрельцов, чтобы отстранить Петра от власти, а Софью возвести на престол.

В загородную резиденцию он пригласил стрелецких командиров, которым предложил написать челобитную (прошение) о том, чтобы регентша венчалась на царство. Те не решались, отговаривались неграмотностью; у них свежи были еще воспоминания о событиях 1682 г., расправе над стрельцами после окончания «мятежа». Но Шакловитый был упорен - он вынул прошение, давно им заготовленное, причем от лица не только стрельцов, по и всех московских жителей:

– За челобитной дело не станет, можно челобитную написать.

– А если Петр не согласится принять челобитную?

– Если не послушает, схватите боярина Льва Кирилловича Нарышкина (дядю Петра по матери.
– В. Б.) и Бориса Алексеевича Голицына, тогда примет челобитье.

– А патриарх и бояре?

– Можно патриарха переменить, а бояре - отпадшее, зяблое (высохшее, сгнившее.
– В. Б.) древо.

Начальники не склонились к заговору, разошлись. Но некоторые из рядовых стрельцов, наоборот, были готовы к решительным мерам; один за другим говорили:

– Как я к патриарху войду в палату и закричу, и он у меня от страху и места не найдет!

– Надобно нам уходить (убить.
– В. Б.) медведицу царицу Наталью.

– А за нее вступится сын (т. е. Петр.
– В. Б.).

– Чего и ему спускать? За чем стало?

Один из них предложил как будто бросить в Петра гранату или подложить ее в сани; другой - напасть на него с ножом во время тушения пожара (царь очень любил участвовать в подобных тушениях, а пожары в деревянной столице случались очень часто).

Софья и ее «партия» стремились озлобить, настроить стрельцов против Петра и Нарышкиных. Рассказывали, что по ночам подьячий Матвей Шошин, наряженный под Л. К. Нарышкина в белый атласный кафтан, подъезжал к стрельцам, стоявшим на карауле, бил их без пощады и приговаривал, «вспоминая» погибших в 1682 г. «родичей»:

– Убили вы братей моих, и я вам кровь братей своих отомщу!

Один из заговорщиков, сопровождавших Шошина, «унимал» его:

– Лев Кириллович! За что бить до смерти! Душа христианская!

Слухи о подобных расправах «родственников» Петра распространялись по столице.

В ночь с 7 на 8 августа в Кремле поднялся переполох - откуда-то появилось подметное письмо. В нем говорилось, что петровские «потешные» идут в Москву, чтобы побить Софью, царя Ивана и многих других. Вмиг заперли все кремлевские ворота, один отряд стрельцов встал под ружье в Кремле, другой, в 300 человек, па Лубянке. Для чего? Никто толком не знал. Как будто для охраны. Но можно ведь подумать и другое…

Двое стрельцов, тайных сторонников Петра, ночью поскакали из Москвы в Преображенское. Они сочли, что их братья в Москве собрались не для охраны, а для похода против Петра. О том и сообщили царю. Он, поднятый с постели, плохо соображая со сна, испуганный, в одном белье бежал к ближайшему лесу. Чутко прислушиваясь, ждал услышать топот враждебных стрельцов. Все было тихо. Но страх не оставлял его: куда бежать? Что делать? Скоро принесли одежду и седло, подвели лошадь, и Петр всю ночь проскакал в спасительный Троице-Сергиев монастырь. Сопровождали его трое. Утром прискакал в монастырь, упал на постель и, весь в слезах, поведал архимандриту о страшной опасности, якобы нависшей над ним, просил укрыть его, защитить.

Между тем тревога в связи с ожидавшимся походом стрельцов в Преображенское оказалась ложной. Разговоры и слухи расползались, в накаленной обстановке тех июльских и

августовских дней они, может быть, сыграли роль запального шнура и, вызвав цепную реакцию, привели к взрыву. Может быть, кто-то подготовил эти события, использовав сложившуюся обстановку? Недаром некоторые уже тогда думали и говорили об умной режиссуре князя Бориса Алексеевича Голицына. Любопытно одно обстоятельство. Петр и в молодости, и в зрелом возрасте трусостью не отличался, участвовал в сражениях под пулями и ядрами, нюхал, как говорится, пороху, и не раз; бывал и ранен; не боялся броситься в пекло во время пожара или в морскую бурю спасать погибающих. А тут оставил мать, беременную жену, всех близких, «потешных», которые могли его, кстати, защитить, бросил все и пустился наутек, спасая свою жизнь. Что это означает? Может быть, разыграл по нотам свою роль по договоренности с умным советником? Но очень уж натуральными выглядели его страхи в спальне и в роще, где он дрожал в одной рубашке, и слезы в монастырской келье.

8 августа, когда Петр в Троице-Сергиеве монастыре отходил от своих страхов и встречал прибывших к нему матушку, «потешных» солдат и стрельцов Сухарева полка, его сестра-регентша, не подозревая ни о чем, ходила на богомолье. Ее сопровождали стрельцы. На брата нападать она не собиралась, и весть о бегстве Петра в Троицу была для нее неожиданной, встревожила ее.

– Вольно ему (Петру.
– В. Б…), - так выразил свое удивление Шакловитый, - взбесяся, бегать.

Петр между тем развил бешеную деятельность: послал в Москву приказ солдатским и стрелецким начальникам немедленно явиться к нему со своими полками. Те потянулись к Троице, и все попытки Софьи и Шакловитого остановить их не имели успеха. Софья послала к брату патриарха для уговоров, но Иоаким, приехав в Троицу, там и остался. То же сделали многие бояре и дворяне.

Софья, понимая, что почва уходит у нее из-под ног, жаловалась стрельцам:

– Послала я патриарха для того, чтобы с братом сойтись, а он, заехав к нему, да там и живет, а к Москве не едет.

Стрельцы не поддержали ее. Смирив гордыню, Софья сама поехала в Троицу. Об этом там узнали, и на подъезде к обители ее встретил боярин Троекуров, потому что царь запретил ей появляться в монастыре; если же она не послушает, то с ней поступят «нечестно». Ей ничего не оставалось, как вернуться в столицу и ждать решения своей участи.

Петр стал господином положения. Почти все полки явились к нему, на его стороне оказалось и большинство служилого дворянского сословия. Теперь он диктовал свою волю: в первую очередь выдать Шакловитого и его сообщников. Царю уже сообщили о тайном совещании у Софьиного фаворита и намечавшемся перевороте. Софья снова умоляла стрельцов, оставшихся еще в столице, поддержать ее, не выдавать своего начальника. Но ее опять не послушали, и она в безысходном отчаянии согласилась с требованием брата - 7 сентября Шакловитого и других привезли в Троице-Сергиев монастырь и после допросов и пыток через пять дней казнили. Торжествующий победитель написал письмо брату Ивану в Москву: «Срамно, государь, при нашем совершенном возрасте тому зазорному лицу (Софье.
– В. Б.) государством владеть мимо нас».

Вскоре Петр прибыл в Москву, и стрельцы, выйдя из столицы, легли вдоль дороги на плахи, в которые были воткнуты топоры, - так они просили простить их, не предавать смертной казни. Царь помиловал. Софью же в конце сентября удалили от двора, и под именем сестры Сусанны она поселилась в келье Новодевичьего монастыря.

Началось самостоятельное правление Петра, внешне - совместно с братом Иваном, которого он в том же письме обещал почитать, как отца. Но слабоумный соправитель, как и прежде, делами не интересовался, ни во что не вмешивался, и так продолжалось до самой его кончины (1696 г.). Имя его всегда упоминалось во всех официальных актах, он присутствовал на церемониях в Кремле, по не более.