Петр Великий. Убийство императора
Шрифт:
Санкт-Петербург стал, прежде всего, форпостом северных рубежей России, к моменту его основания уже вступившей в войну со Швецией.
Предшествовали этому началу войны переговоры и заключение мира (увы, недолгого!) с давним врагом Руси — Турцией.
Вернувшись из Великого посольства в Москву, Петр оставил в Вене одного из трех великих послов — Прокофия Богдановича Возницына, старого, очень опытного дипломата, много лет проработавшего в Посольском приказе. Ему была поставлена конкретная задача — любой ценой добиться безопасности южных рубежей России. Правда, в 1698 году Петр еще не говорил открыто о войне со Швецией, но умный и проницательный Возницын отлично понимал намерения царя и полностью одобрял
Основные переговоры с Турцией, в которых принимали участие кроме России еще Австрия, Голландия и Польша, произошли на так называемом Карловицком конгрессе в октябре 1698 года, и о них можно было бы не писать подробно, но много забавных и, напротив, печальных событий, которые ему сопутствовали, делают это дипломатическое предприятие довольно любопытным.
Карловицы — небольшое местечко вблизи Белграда, не были приспособлены для принятия большого числа сановных особ, прибывших из разных стран. (Так и остается загадкой, почему не было найдено ничего лучше!) Жить пришлось прямо на берегу Дуная, в палатках. Меж тем близилась зима, задули студеные ветры, в ноябре пошел снег, а дров для господ-послов никто не заготовил. Не самим же рубить? Да и где?
Остается лишь восхищаться мужеством Прокофия Богдановича. Он был уже очень немолод, но все тяготы выносил стойко. Надо думать, порадовался, что не отказался от старинной русской одежды и приехал на конгресс в долгополой, подбитой соболями шубе. Вот уж когда золоченые европейцы позавидовали московиту!
Стужа и разгоревшиеся на конгрессе страсти способствовали несдержанности иных дипломатов. Польский посол пан Малаховский пришел в Карловицы пешком… у него то ли пали по дороге лошади, то ли их ему вообще не выделили. Но при этом он проявил такой гонор, что начал свое посольство с драки! Полез в бой с русскими за почетное место на одном из собраний. Московиты дали пану отпор. Впрочем, тот вскоре не стерпел лютой стужи и покинул конгресс.
Ко всему, эти места оказались небезопасны: кругом рыскали разбойники, прослышавшие, что в Карловицах собралось много знати. На обратном пути в Вену был ограблен дипломат из Австрии. Он получил серьезное ранение, а четверо его слуг были убиты.
Что до самих переговоров, то благодаря уму, спокойствию, а когда надо и решительности Возницына, они прошли для русской стороны успешно. Турки поначалу хотели предложить России, коль скоро она сама заговорила о мире, самые унизительные условия, но московский посол решительно заявил, что раз так, то Россия вполне может продолжать войну, поскольку «в оной победу одержать может». Тогда турецкая сторона немного снизила тон, но все же потребовала вернуть Азов, на что Возницын не смущаясь отвечал, что сие возможно, если турки отдадут России Очаков и Керчь.
«Турские послы, — вспоминал об этом Прокофий Богданович, — то услышали, в великое изумление пришли и вдруг в образе своем переменились и, друг на друга поглядя, так красны стали, что больше того невозможно» [33] .
Спокойному и решительному отпору со стороны русских изумлялись и европейцы.
«Тогда злояростным устремлением, молчав и чернев, и краснев много, испустил свой яд аглинский посол и говорит: уж де это и незнамо что… Я, видя его наглость и делу поруху, говорил галанскому послу, чтоб он того унял» [34] .
33
Цитируется по: Молчанов Н. Н. Дипломатия Петра Великого. М., 1990. С. 140.
34
Там
Но окончательно Возницын «достал» басурман, когда в конце декабря, направив поздравления с Рождеством Христовым всем европейским дипломатам, поздравил и турок тоже…
Ловкость русского дипломата помогла заключить с Турцией перемирие на самых выгодных условиях. Не понадобились даже небольшие уступки, которые Петр, инструктируя Возницына, вполне допускал. В январе 1699 года договор был подписан.
Карловицкий конгресс немаловажен еще и с той точки зрения, что на нем послы иностранных держав воочию увидали, как окрепла и возмужала Россия — теперь ее посланники говорят с друзьями и с врагами уже совершенно другим языком и другим тоном.
Реакция не замедлила последовать. В Москве вскоре работает чуть ли не вдвое больше иностранных резидентов — Европа начинает понимать: игнорировать Россию больше нельзя, это время прошло!
Зато за спиною России, уже и после Карловицкого конгресса, европейские державы усиленно убеждают Турцию прервать перемирие и продолжать войну с московитами… Поражение под Азовом стало для них неплохим уроком. И в конце концов перемирие перерастает в долгожданный мир: 8 августа 1700 года был заключен Константинопольский договор между Россией и Турцией. Это не был «вечный мир», но соглашение о прекращении военных действий сроком на тридцать лет. По этому договору Россия прекращала выплату дани крымскому хану и сохраняла за собой Азов и устье Дона.
Теперь у Петра были развязаны руки, и уже на другой день, 9 августа он официально объявил войну Швеции.
Некоторые историки (причем среди них есть и славянофилы, и западники) упорно называют этот шаг русского царя «нападением на Швецию».
Да, собственно говоря, это было нападение… если воспринимать его как лучший вид обороны. Всем, и в первую очередь самой Швеции, было очевидно, что она не предпринимает никаких агрессивных действий по отношению к России только до тех пор, пока Россия отсиживается за своими болотами и не является для нее серьезным соперником — ни в политическом, ни в экономическом, ни в военном смысле. Это даже если не учитывать того бесспорного факта, что посягнул Петр на русские земли, отнятые некогда этой самой Швецией у России.
Первый поход Северной войны, как и первый азовский поход Петра, закончился неудачей. В октябре 1707 года русские войска осадили город Нарву — сильную шведскую крепость. Осада длилась месяц, и 19 ноября завершилась поражением наших войск. Причин тому все без исключения историки называют две: откровенное предательство Дании, на поддержку которой русский царь серьезно рассчитывал, и ошибку самого Петра. Точнее не ошибку, а вынужденный компромисс: русская армия была еще в стадии формирования, офицерских кадров не хватало, и многие полки были укомплектованы наемными западными офицерами, которые отнюдь не проявили в осаде и штурме крепости ни героизма, ни военного дарования. Действительно геройски дрались элитные гвардейские полки — преображенцы и семеновцы. Но двумя полками крепостей не берут!
Петра эта неудача не обескуражила. Казалось, он предвидел ее возможность. Позднее, в написанной им «Гистории свейской войны» он подвергает анализу это первое испытание новой армии и совершенно трезво оценивает и ее необученность, и просчеты с ее снабжением, даже боеприпасами, а главное — слабость военачальников, набранных из иноземцев. Петр с горькой иронией пишет, что действия армии походили на детскую игру. И далее он пишет о самом себе и что его сие несчастье вынудило отказаться от лени и проявить трудолюбие. Это он-то был ленив?! Ничего себе! Но Петру даже тогда, когда он работал сутками, казалось, что времени для работы мало. (Однако удлинить сутки даже не в царской власти!)