Петрушка на балу
Шрифт:
– Баранки гну.
– Отправила, говоришь, мента на кудыкину гору?
– Ничего другого на ум не пришло.
Макаров извлек из ее волос красную ленту. Ольга не шевельнулась. И труппа с интересом наблюдала, как балетмейстер повязывает ленту на Ольгиной шее бантиком.
– В наказание. – Макаров расправил бант. – Будешь носить, не снимая. Пока гнев мой не остынет.
Раздались смешки.
Ольга сверкнула на худрука глазами.
– Ага, щас! – Но к ленте не прикоснулась.
Макаров
– Сцена у телевизора – поехали!
Прижавшись плечами, парень и девушка уставились в пространство. Затем задергались и принялись пихаться. Вновь послышались смешки. Симпатичный парень постарше (как и утром, массирующий колено) небрежно обронил:
– Высокое искусство. Новаторское, главное.
Макаров бросил через плечо:
– Петя, заткнись. – И воззрился на сидящих в центре зала. – Совсем сбрендили? Мы же это проходили.
Щеки девушки вспыхнули.
– Пап, может, с музыкой?
Балетмейстер мотнул вихрастой головой.
– Музыка из телевизора не звучит. В смысле содержательном. Когда пульт в руках Леши, слышны только выстрелы из боевика. А когда пультом завладевает Алина, музыка – лишь фон для страстей из мексиканского сериала. Все это еще не смонтировано, так что обойдетесь. При том главное требование: музыка должна звучать в ваших головах, и танцевать под нее вы обязаны даже в абсолютной тишине. Кто не справится – выгоню. И никаких «пап», ясно?
Немолодой танцор брякнул:
– Детоубийца. – И насмешливо уставился в потолок.
Мужчина и женщина лет под сорок, с аристократической отрешенностью наблюдавшие за происходящим, обменялись взглядами.
– Думаю, Миша Ласкин схлопочет, – предположил мужчина, теребя чахлую бородку. – С утра, бедолага, нарывается.
Женщина с бледным лицом, заплетая волосы в косичку, искривила тонкие губы.
– Схлопочет как пить дать.
Миша Ласкин буравил взглядом потолок.
– Елецкие, хотите пари? Ставлю десять баксов: инквизитор не посмеет.
– Принимаем, – отозвалась женщина.
– И удваиваем, – подхватил мужчина с бородкой.
Балетмейстер предостерегающе поднял руку.
– Елецкие, воздержитесь. Если удалю Мишу с репетиции – он обвинит меня в холокосте. Оно мне надо?
Все рассмеялись. И Миша Ласкин похвалил:
– Тертый ты калач, Макаров.
– А то! – подмигнул Сергей. – Работы у нас навалом, а времени в обрез. Так что никаких «пап». – Он хлопнул в ладоши. – Алина, Леша – вы у телевизора, пытаетесь завладеть пультом.
Сидящие на стульях парень с девушкой опять принялись пихаться. Макаров снова их прервал:
– Выпороть вас, что ли?
– Что мы делаем не так? – буркнул парень.
– Если ты сидишь, Леша, это не значит, что ты не танцуешь. Надоело напоминать.
Алина растерянно смотрела на отца. А парень упрямо тряхнул «хвостом» на затылке.
– Сергей Петрович, что мы делаем не так?
– Нет пластики? – предположила девушка.
Макаров вздохнул.
– Ни пластики, ни характеров. Петрушка, отбирая пульт у невесты, трогательно деликатен. Он опасается ее обидеть, нечаянно сделать больно. Представь его движения, Леша. – Балетмейстер прошелся по залу. – Юлия же, напротив, ведет себя, точно капризный ребенок, у которого отнимают игрушку.
– Я так и делаю, – ввернула Алина.
Макаров покачал головой.
– Ты похожа на воришку, цапнувшего с прилавка банан. – Когда стих смех, Сергей подытожил: – Зачем столько мусолить эту незначительную, вроде, сцену? Затем, что в спектакле ничего незначительного не бывает. К тому же, с этой сценки начинается действие и задается тон всему шоу.
– Великий педагог, – не удержался Миша Ласкин. – Помесь Фокина с Голейзовским.
Макаров и ухом не повел.
– Врубайтесь в образ, – сказал он Алине и Леше. – Поехали.
На сей раз получилось лучше. Движения сидящих на стуле действительно обрели пластику и, главное, наполнились смыслом. Борьба за обладание телевизионным пультом походила теперь на игру, в которой худо-бедно обозначились характеры. Огрехов было еще полно, однако никто из коллег уже не хихикал.
Тут послышалось постороннее покашливание. С папкой под мышкой в дверях зала стоял капитан Хомяков.
– Почему без музыки? – осведомился он смущенно.
– Простите, если можете.
Раздражения в голосе балетмейстер явно не прозвучало, но капитан ОВД оказался чутким.
– Я здесь по службе, – произнес он с вызовом. – Не то, ей-богу, нашел бы, чем заняться.
Труппа смотрела на худрука.
Худрук взирал на милиционера.
– И что теперь? Вы намерены срывать репетиции?
Хомяков расправил сутулые плечи.
– Без нужды не намерен. Сергей Петрович, не я все это закрутил.
Макаров признал в душе его правоту.
– Ладно. Что я должен?
– Выйдем на две минуты, – потребовал капитан, скрываясь за дверью.
Ольга расправила на шее бант.
– Может, я?
– Непременно, – обронил Макаров у входа. – Ты мой кролик в шляпе.
Хомяков тем временем, устроясь в одном из кресел, раскрыл папку.
– Присаживайтесь, – пригласил он.
Макаров качнул головой.
– Вы обещали на две минуты.
– Как хотите. – Капитан достал из папки полиэтиленовый пакет с лоскутом обгоревшей материи. – Гляньте-ка: здесь инициалы «С. М.». Ваш платок?
Сергей протянул руку.
– Позвольте…
Хомяков, пристально за ним наблюдавший, переместил пакет подальше.