Петрушка на балу
Шрифт:
Катя прошлась по кабинету.
– Бред какой-то… Что значит «непосредственно перед»? Ведь я даже не знаю, во сколько начался пожар.
Хомяков смотрел на нее пристально.
– Это вы так утверждаете. Само собой, я проверю… – В его кармане зазвонил сотовый. Капитан извлек его и отозвался. – Я, Аркадий. Кто ж еще? Ближе к теме… Подъехать не могу: в пожарном деле увяз. Пожрать, блин, некогда… Как это, Чижа взяли?! Что ж ты соплю жуешь?! Погоди… Эй! Вы куда?! – крикнул он директрисе, выходящей из кабинета.
– В бега, –
«До чего красивая баба!» – восхитился Хомяков мысленно и сказал в трубку:
– Чижа, говоришь, взяли. Уже кое-что. Обшмонали, небось, а он чист. Угадал?.. Кончай кудахтать, Аркаш! На что ты рассчитывал?.. Не кудахчи, говорю! Где Гафуров?.. Понял. Подъеду к вечеру… Сейчас не могу: тут пожар этот долбаный… – Заметив входящую директрису, Хомяков спешно закруглился: – Все, Аркадий! Аккумулятор садится. – Он сунул телефон в карман. – Екатерина Васильевна, что за дела?
Катя поставила перед ним блюдо с горячими пирожками.
– Сами выпекаем. Четырех видов: с капустой, с грибами, с черносливом и с курагой.
Хомяков сглотнул слюну.
– К чему вы это рассказываете?
– К тому, что вам пожрать некогда.
– Уберите, я не буду.
Катя строго на него посмотрела.
– Ешьте, я не поджигала. У меня отсутствует мотив.
– Не уверен. – Хомяков старался не смотреть на пирожки.
– Тогда придумайте хоть один.
– Во, блин! Екатерина Васильевна, скажем прямо, балетмейстер вас бросил. Какой еще мотив нужен брошенной женщине?
Катины щеки вспыхнули.
– Кто брошенная женщина… я?
Хомякову все это не нравилось, чертовски не нравилось. Иметь дело с ворами было гораздо сподручней. Капитан уткнулся в свой блокнот.
– Если вы та самая Екатерина Васильевна Митина, значит…
– Не Митина, а Макарова. После развода я оставила фамилию мужа. И я скорее застрелюсь, чем буду ему пакостить.
– Постойте, – изумился Хомяков. – То есть вы жена этого… балетмейстера? Бывшая?
Катя удивилась в свою очередь:
– Вы не знали? Зачем же вы сюда явились?
– Думал, вы любовница в отставке, – обескураженно пробормотал Хомяков.
Катя невесело рассмеялась.
– Ваша версия, пожалуй, устроила бы меня больше.
Хомяков пытался собраться с мыслями.
– Развелись так развелись. Какого тогда рожна вы сцепились? Если не секрет, конечно.
Катя опустилась в рабочее кресло.
– Макарову нужны две танцевальные пары. Для спектакля. Я подобрала ему отличных ребят, предложила. А он в обычной своей манере: «Спасибо. Ценю твои хлопоты, но мы тут сами справимся.» И я, как обычно, завелась, дура… Зря время тратите, Виталий Павлович: я не поджигала. Уточните там, во сколько я ушла и во сколько загорелось. Должен быть временной зазор. Если, конечно, вы не подозреваете, что я оставила бомбу с часовым механизмом.
Признав ее правоту, Хомяков мысленно обозвал себя пеньком, однако сохранил форс:
– Проверим, Екатерина Васильевна. Обязательно проверим. – Он извлек из папки список участников субботней репетиции. – Вопрос последний: Макаров женат?
Катя подняла на него глаза. Синие-синие.
– Нет. И надеюсь, не собирается.
– В таком случае, – Хомяков ткнул авторучкой в список, – кто ему Макарова А. С.? Однофамилица просто?
– Макарова Алина Сергеевна, – отчеканила Катя, – наша дочь. Моя и Сергея. Вы сказали, вопрос последний.
Хомяков застыл на мгновение. Затем убрал бумаги в папку и поднялся.
– Екатерина Васильевна, вы… мне это… Можно взять пирожок? Даже два, пожалуй. Можно?
Катя кивнула: на здоровье, дескать. И когда капитан вышел, потерла виски ладонями. Затем сняла трубку, набрала номер и, услыхав знакомый голос, проговорила:
– Трудно было позвонить, да? Насчет пожара… Ну конечно, мелочи! Все на свете для тебя мелочи!.. Я не кричу, не выдумывай… Ты обгорел?.. Не смей отключаться, Макаров! Ты правда не обгорел?!
Глава 3
Солнце покинуло наконец танцзал, жалюзи были подняты, и в окна беспрепятственно хлынул свет. Шла репетиция балетного спектакля. Танцоры (в тех же обтягивающих трико) жмурились сидя вдоль стены, за исключением пары, занятой в очередной сцене. Синеглазая девушка с черными стрижеными волосами и остроносый парень с волосами, стянутыми в хвост, расположились рядышком на стульях в центре зала. Они терпеливо ждали, пока прервавший репетицию балетмейстер закончит разговор по мобильнику. Отойдя в сторонку, Макаров спокойным ровным голосом пытался поставить точку в диалоге:
– Никто не обгорел, Кать. Даже не ушибся. Хочешь, поклянусь?.. Алины там вообще не было… Как скажешь. Когда загорится, помчусь звонить тебе.
Вскочив со стула, синеглазая девушка подбежала к нему.
– Скажи ей: у нас репетиция! Сколько можно жилы тянуть!
– Ну-ка, брысь, – столь же спокойно осадил ее Макаров. И, дождавшись, пока дочь вернулась на место, проговорил в телефон: – Слыхала? Жива-здорова. Извини, меня сейчас тут порвут. – Дав отбой, он отложил мобильник.
В наступившей тишине прозвучала насмешка Ольги:
– Надо же, какая заботливость. Материнская прямо.
– Хватит! – отозвалась со стула девушка-синеглазка. – Без комментариев обойдемся!
– Или до ночи тут промаемся, – ввернул ее остроносый партнер.
Макаров взглянул на него, склонив голову набок.
– И сколько же, Леха, тебе положено маяться? Если по контракту.
Парень поднял руки.
– Сколько скажете. До потери пульса.
– Правильный ответ. – Макаров подошел к сидящей на скамье Ольге. – Ну?
Ольга выдержала его взгляд.