Певцы Родины
Шрифт:
Какой искренностью души надо было обладать, чтобы сказать всего лишь
три слова: "Вы меня обогнали".
Автопортрет
В один из серых петербургских дней, когда доктора разрешили Брюллову
после семимесячной болезни покинуть постель, он попросил придвинуть кресло
ближе к трюмо, потребовал принести в спальню мольберт, палитру, кисти. Вмиг
наметил на картоне рисунок головы, рук... С вечера
нему никого!
Автопортрет Брюллова 1848 года... Художник на пороге пятидесятилетия.
Живописец перенес тяжелую болезнь. Но не только недуг отнял у него краски
лица и блеск глаз.
Усталость. Постоянная, неуходящая. Она залегла в тревожных складках
крутого, чистого лба, притаилась в пепельных, некогда блестящих золотых
кудрях. Усталость во вздутых венах тонкой руки, повисшей на подлокотнике
кресла. Усталость в самом колорите полотна, в сочетании черных, красных,
восково-бледных тонов.
Время. Зрелость. Пора жестоких переоценок, пора разочарований и
потерь - вот истинные слагаемые образа...
Мастерство Брюллова в эти годы достигло совершенства.
Его кисть поистине виртуозна. Ведь автопортрет написан всего за
каких-нибудь два-три часа!
Но почему же глаза художника так безрадостны, почему в них нет сияния,
удовлетворения творца? Почему они так тревожны? Почему так пристально
всматриваются они в зеркало?
Может быть, потому, что Брюллов впервые за всю полувековую жизнь именно
в эти часы, именно в этот миг так остро ощутил бег времени, так трезво
оценил свои потери, так чутко понял суть безвозвратно упущенных лет. Может
быть, в эти короткие часы перед художником промелькнула вся его жизнь?
...Многое не свершилось. Не сбылась заветная мечта оставить родине
картины, в которых была бы видна вся ее жизнь, самое сокровенное - судьба
народа, великая история России... О, как он мечтал заткнуть глотку светской
черни, болтавшей в своих золоченых салонах об угасании его таланта! О, как
он мечтал уйти от мелочной и тем не менее тяжкой опеки царя, от неотступного
взора монарха!
Но все это были лишь мечты.
...Привычно ходит кисть, и на холсте возникают черты больного, усталого
человека.
Бьют часы. В мастерской тихо. Шум Петербурга не проникает сюда. Но это
только кажущийся покой.
Напряженно глядят на нас с автопортрета глаза великого художника,
создавшего прекраснейшие образы, воспевшего человека во всей его красоте,
отдавшего всего себя людям.
В Первом московском кадетском корпусе парадный выпускной акт. Играет
музыка. Среди присутствующих на торжестве - юный Павел Федотов, будущий
знаменитый живописец.
Любопытный факт - в корпусе Павел был отмечен как ленивый в рисовании и
черчении ситуационных планов. Как же могло случиться, что, считавшийся
способным к живописи, он отстал в рисунке? Ответ весьма простой, хотя и
несколько неожиданный. Федотов правил чужие рисунки: "Я за это получал
булки, чего со своего рисунка взять было нельзя, и поэтому свой всегда был
неокончен..."
Кадетов учили "фортификации, экзерциции, верховой езде, закону божьему,
словесности, чистой математике, танцеванию" и многому другому, в том числе и
рисованию. Не все выдерживали муштру, многие г.оспи-танники оставляли учебу
из-за "трепетания сердца, аневризма и подобных болезней". Эти напасти, к
счастью, миновали Павла. Он прибыл в Петербург полным сил и энергии.
В лейб-гвардии Финляндском полку чсе полюбили талантливого юношу за его
жизнерадостность, умение сочинять песни и прекрасно исполнять их, за доброту
и, главное, за его способность к рисованию. Он писал портреты своих друзей
по полку, "и вот начали уже говорить, что всегда делает похоже".
Федотов серьезно интересуется искусством, посещает вечерние классы в
Академии художеств. Он пробует писать акварелью жанровые сцены из полковой
жизни. За одну из них получил в подарок от великого киязя Михаила Павловича
бриллиантовый перстень. Однако успехи не делали его счастливым.
"Столица поглотила пять лет моей лучшей молодости... Пока в столице,
успокойся сердцем, не жди и не обманывайся".
Художник удивительно тонко чувствовал красоту окружающего мира и не
принимал жестокости, грубости и меркантилизма петербургской жизни.
Постоянной спутницей его жизни в те годы была нужда.
"Свежий кавалер"
Маятник стенных часов печально отстукивал минуты, дни, месяцы серых
будней. Федотов, уйдя в отставку, оставил за дверьми маленькой квартирки на
Васильевском острове суету полковой жизни, светские порывы и желания души
своей. Он целиком отдался любимому труду.
Казалось, далеко в прошлое ушли долгие сомнения и колебания, лишь порой
вспоминались полковые друзья, давно позабывшие дорогу к художнику, и