Пейзаж с чудовищем
Шрифт:
– Феликс Санин приобрел все это дуриком, – усмехнулся Данилевский. – Хапал на аукционах все что мог, все, на что денег хватало. И раньше хватало на многое. А теперь хватать перестало. И он начал свои приобретения продавать. Понимаешь, Сережа, этот тип относится к той категории людей… ну ты видел его по телевизору.
– Да, – Мещерский кивнул.
Феликса Санина он видел по телевизору. Тот часто мелькал. Телевидение неотделимо от профессии и имиджа популярного шоумена. А Феликс Санин был мегапопулярным шоуменом.
– У него нет никакого образования в общем-то, кажется, только училище
– Очень дальний, – ответил Мещерский.
– Каково это по нынешним временам – ощущать себя потомком князей? – усмехнулся Данилевский. – Аристократические корни. А что? Это ведь тоже капитал, Сережа. По нынешним временам надо стараться и это использовать тоже. Между прочим, когда мы сообщили Феликсу, что в роли нашего консультанта по картам будет выступать князь Сергей Мещерский, родственник того самого Вяземского – путешественника по Азии, он просто начал бить копытом. Мол, давайте, присылайте ко мне вашего князя. У этой категории золотых нуворишей из телевизора, которые родились в хрущобах на окраине Мытищ, остро развито почтение к старой родовой русской аристократии. Почти подобострастие. Так что в его пенатах тебе, Сережа, будет легко.
Мещерский пожал плечами и отпил из большого бокала коньяк.
Оказать услугу Роберту Данилевскому он согласился по двум причинам. Первая – чисто дружеская и деловая. Раз попросили, отчего не помочь хорошим людям? Вторая – чисто коммерческая. За консультацию обещали хорошо заплатить. А деньги и Мещерскому, и его туристической фирме, переживавшей от экономического кризиса жестокий шок, требовались как никогда. Увлечение старинными картами являлось давним хобби Мещерского. И постепенно из хобби превратилось в дело, приносящее кой-какой доход. Если рассматривать консультации как способ подработки, «фрилансерство», то это не плохой и не тяжкий заработок.
– На основании твоего вердикта, если ты определишься с выводами, что это не подделка, а подлинные дневники и карты, составленные Константином Вяземским в ходе его путешествия по Вьетнаму и Бирме в 1892 году, мы назначим все необходимые экспертизы и начнем готовить документы на сделку.
– Хорошо, я поеду к Санину и посмотрю, что у него там за материалы. Конечно, если все это подлинное, то надо покупать, – сказал Мещерский. – Я думаю, это зай-мет немного времени – от силы день-два. Я сразу сообщу тебе, Роберт, о результатах.
Мещерский поставил бокал с коньяком на низкий столик и хотел было подняться с кресла, но Данилевский мягко удержал его.
– Погоди, не спеши. У меня к тебе есть еще одна просьба. Это уже чисто конфиденциально.
– Я тебя слушаю.
– До нас тут в банке дошли слухи, что Феликс Санин собирается продать не только карты Вяземского, но и кое-что еще. И это он собирается выставить на аукцион в качестве лотов.
Данилевский поднялся, подошел к своему письменному столу из полированного ореха и взял с него стопку журналов.
Вернулся и положил стопку на столик перед Мещерским. Это были каталоги зарубежных аукционов – на английском, немецком и шведском языках.
Мещерский полистал их.
– Тут картины, – сказал он. – Я в этом не спец, ты же знаешь. Самый обычный дилетант – музейный ротозей.
– Мне не знания в этом вопросе от тебя нужны. А твои дипломатические способности. Способности князя Мещерского, который даже за глаза производит на Феликса такое неизгладимое впечатление. Умение князя Мещерского убеждать.
– Убеждать? Что-то ты хитришь, Роберт.
– Я сама честность и открытость. – Данилевский захлопал светлыми ресницами. – Я тебе сейчас все расскажу. Речь идет о четырех картинах Юлиуса фон Клевера.
– Это кто, художник? Никогда не слышал.
– Может, и не слышал, но наверняка видел какие-то его работы. – Данилевский снова поднялся, взял со стола свой «Макинтош», открыл, нашел файлы и повернул экран ноутбука к Мещерскому.
На экране возникли картины – пейзажи. Лес, закат в лесу, зимняя дорога, опять лес – ели и сосны, старый парк.
Картина, изображавшая старый парк, показалась Мещерскому знакомой. Да, точно видел в Интернете и не раз среди картинок.
Новый файл – и на экране возникла картина уже другого сорта. Если и пейзаж, то фантастический, мрачный, почти пугающий. Огромные деревья, лишенные листвы, корявые, словно изуродованные болезнью, сучья на фоне тусклого, желтого, разбавленного серым цвета – если это был закат, то среди туч, когда заходящее солнце словно умирает, запутавшись в колючих, растрепанных кронах. А среди деревьев пряталась темная тень – то ли живое существо, то ли демон дерева с сучьями, похожими на вздыбленные волосы, и длинными руками – то ли корнями древесными, то ли когтями, тянущимися к зрителю из этой гнойно-желтой предзакатной тьмы.
– Одна из самых знаменитых картин Юлиуса фон Клевера «Лесной царь», иллюстрация баллады Гете, – сказал Данилевский.
Картина «Лесной царь» вселяла почти осязаемую тревогу, в смешении красок было что-то болезненное, гибельное, не оставляющее надежды.
– Впечатляет, – кивнул Мещерский.
– Не то слово. – Данилевский открыл новый файл. – Это его картина «Забытое кладбище». Он написал ее, выставил в 1887 году в Петербурге и на следующий день проснулся знаменитым художником.
На картине – зимний пейзаж, но какой! Грязный снег, раскисшая дорога упирается прямо в открытые, едва держащиеся на ржавых петлях ворота старого кладбища, окруженного покосившейся каменной оградой. И свет, льющийся из-за ворот, – снова беспредельно тревожный. Зимний закат. Умирание, угасание.