Пиастры, ром и черная метка!
Шрифт:
Впрочем, размышлять о жизненных перипетиях было некогда. Бой на шхуне переходил в решающую стадию, когда все могло кончиться в любую минуту. Вот только в чью пользу?
Макс живо огляделся по сторонам.
Слева на резных перилах борта болтался, как флюгер на ветру, труп одного из испанцев, причем голова свешивалась на сторону моря, а ноги оказались со стороны палубы. Качнись шхуна чуть сильнее, и тело упадет либо на ту, либо на эту сторону. Бедняге не повезло. Но главное, в его ногах висело ружье, цепляясь за сапог ремнем.
Максим решил, что проверить
— Дьявол! — Макс недовольно глянул вниз, на дело рук своих. Такого исхода он не ожидал, но что уж теперь…
По счастью, ему повезло, ружье оказалось заряженным и готовым к выстрелу. Что же, лучше, чем рапира. Хотя бы одного файф-о-клока он успеет прикончить!
Максим подбежал к внутренним перилам и глянул вниз. Тот тип, что упал со ступеней, как раз очухался и теперь уверенно поднимался обратно на полуют, очень удивившись, увидев направленное в его сторону ружье.
Бабах! — выстрел прозвучал негромко, но пирата с силой откинуло назад на пару шагов, там он и умер все с тем же слегка удивленным выражением на некрасивом лице.
Максим вновь остался с одной лишь рапирой, но переживать по этому поводу было совершенно некогда. Прямо перед его взором на верхней палубе разыгрывалось генеральное сражение. Наверное, все оставшиеся в живых люди с обеих сторон собрались сейчас здесь, чтобы окончательно понять, кому сегодня повезет, а кто отправится на корм рыбам.
Бартоломью Шарп был жив и относительно здоров. Максим сразу увидел его во главе англичан. Надо сказать, что людей у Шарпа осталось немного — где-то двадцать пять бойцов, но испанцев оказалось еще меньше — пятнадцать человек, как бегло прикинул Максим. К счастью, де Кардос и Ганс оказались в их числе.
Но самым удивительным был тот факт, что рядом с Гансом, практически плечом к плечу стоял Флинт, держа ужасающего вида огромную саблю в руках. Он не кричал и не пытался оскорбить противников, но его каменное бесстрастное лицо, испещренное шрамами, выглядело настолько мрачным и даже потусторонним, что это пугало само по себе.
Две армии невольно замерли на месте, друг напротив друга, ожидая сигнала своих военачальников. Повсюду на палубе, куда только падал взгляд Максима, лежали тела. Кто-то стонал, кто-то наматывал на кулак собственные кишки, пытаясь засунуть их обратно в распоротый живот, один все держался за перерезанное горло, словно надеясь пальцами пережать рану и отдалить смерть, еще один, прибитый абордажным багром прямо к палубе, дергался, как перевернутая на спину черепаха и истошно вопил от боли, другие уже отмучились — им было все равно, кто победит этой ночью.
Англичан и испанцев погибло примерно поровну, видно команда де Ламбаля все же изрядно проредила численность людей Шарпа, гораздо более сильно, чем казалось, когда Максим наблюдал за сражением на песке с корабля. Повезло!
— Сдавайтесь! — Шарп выступил на полшага вперед. — И останетесь живы, обещаю! Нас больше, вам не победить!
— Твоему слову верить нельзя, мерзкий пират! — де Кардос давно потерял шляпу, его камзол был весь истерзан, белоснежные манжеты почернели от крови, но даже в эту минуту он держался с достоинством истинного дворянина. Максим даже восхитился им на мгновение.
— Да? — деланно удивился Бартоломью. — А твоему можно, испанский хлыщ? Кто пытался выдать соломенных кукол за живых солдат? За дурака меня держишь?
— Военная хитрость! — вступил в диалог Ганс Вебер. Был он страшен, как морской черт, на его груди крест-накрест красовались глубокие раны.
— Слабовата твоя хитрость, тевтонец! С первого взгляда было видно, что это дешевые куклы!
Максим, все еще стоявший на полуюте и сверху вниз наблюдавший за происходящим, даже не знал, как реагировать. Только что кипевшая схватка превратилась в какой-то фарс, в бессмысленный диалог, короткую передышку, которая может закончиться лишь одним — англичане немного отдохнут и нападут с новыми силами на остатки испанской команды.
Но он не знал, что должен делать в эту минуту. Ждать, пока обе группы вновь сойдутся в смертоубийстве, или же каким-то образом повлиять на происходящее?
Секунды текли одна за другой, пока Максима, наконец, не осенило. Ну, конечно! Как же он сразу не догадался! Это же так просто!
Макс тихонько спустился по ступеням, никто не обратил на него внимания, и нырнул в коридор. Через несколько секунд он уже стучал в каюту прекрасной Фатимы.
Дверь мгновенно приоткрылась и давешняя служанка вновь перегородила ему путь, но сейчас было не до церемоний. Максим коротким хуком в челюсть вырубил ее, подхватил падающее тело и уложил служанку на ковер.
В тот же миг на него дикой кошкой напрыгнула Фатима. В руке ее сверкнул неизвестно где раздобытый кинжал с изумрудами в рукоятке. Но и с ней Максим не стал вести успокоительную беседу, а просто перебросил тело девушки через бедро, чуть наступил ботинком на кисть ее руки, так, что пальцы Фатимы невольно разжались, и кинжал выпал, одним рывком подхватил ее с ковра и закинул на плечо. После чего бегом покинул каюту, надеясь, что на палубе все пока не перешло в активную финальную стадию.
Он успел.
Англичане и испанцы еще стояли друг напротив друга, но по царившей тишине и общему напряжению было понятно — через мгновение схватка продолжится. Переговоры не удались.
Выставив Фатиму перед собой на всеобщее обозрение, Максим прижал к ее шее острие рапиры и заорал, обращаясь к Шарпу:
— Эй, лимонник!* Смотри, кто у меня тут!
*(от англ.lime — лимон) Лимонник — общее прозвище английских моряков, которые для борьбы с цингой и прочими болезнями во время плавания, практически во все блюда добавляли лимон. Условия на английских кораблях для моряков считались одними из самых плохих, и смертность среди них была очень высокой — за долгий рейс гибло до трети команды, а часто и больше.