Пиф-паф
Шрифт:
Хаггерти помогает мне повернуться, а затем перемещает свою руку так, чтобы она лежала на моем бедре; его пистолет висит у меня за спиной.
— Привет. — Я подпираю руками подбородок.
— Привет. — Его голос слегка дрожит, но этого достаточно, чтобы я услышала его нервозность.
— Мне жаль, что у тебя был плохой день.
Он закрывает глаза:
— Спасибо.
— Тебе следует поговорить о том, что произошло. — Я тянусь к нему, касаясь кончиками пальцев его обнаженной груди. Он не отстраняется, но приоткрывает веки и смотрит на меня с подозрением. — Возможно, это поможет
— Не могу, даже если захочу.
— Ты говоришь, что не можешь, но на самом деле можешь, если захочешь. Я никому ничего не скажу. — Кому я вообще могу рассказать? Я заключенная. — Я хороший слушатель. — Завоевать его доверие. Украсть пистолет. Убраться отсюда. — Разговор поможет?
— Да.
— Со мной?
— Миранда, я не могу. Знаешь что, нам лучше поспать. Не думай, что я не знаю, что ты совсем не отдыхаешь. Знаю, и я так устал из-за тебя. Моя работа — защищать тебя. Сегодня, только сегодня, как думаешь, ты можешь доверять мне настолько, чтобы уснуть? Ты можешь перестать метаться всю ночь? — Он тоже не спал. Он не спит из-за меня.
— Мне страшно. — Слова невольно срываются с моих губ.
— Знаю, ты напугана, но поверь мне, я никогда не нарушаю своих обещаний. — Хаггерти берет руку, которую держит под подбородком, и проводит пальцем по моей шее. Я вздрагиваю от щекотки.
— А что, если я умру здесь? — эта мысль постоянно давит на меня.
— Тогда я тоже умру. И ты сможешь раздражать меня, куда бы мы ни отправились после этой жизни. — Его голос не дрожит. Он не сводит с меня глаз. Он говорит искренне.
Он готов умереть за меня. Он и эта нежность. Это может мне понравиться.
— Моя работа — защищать всех гражданских лиц, — продолжает он. — Даже если они реально усложняют мне жизнь и думают, что я какой-то перевоплощенный дьявол.
— Я не думаю…
— Ага, думаешь.
Он прав, иногда я так и думаю.
— И это тебя беспокоит?
— Не-а. Меня это совсем не беспокоит. Я не несу ответственность за твое мнение. — Он лжет. Я могу сказать, что это так.
— Думаю, что это тебя беспокоит.
— Быть невиновным, пока вина не доказана, — неотъемлемая часть нашей правовой системы. Полагаю, твоя система перевернута с ног на голову и несовершенна.
Возможно, так оно и есть. Но я не знаю его настоящего, а он не знает меня настоящей.
— Ты веришь, что после смерти мы попадем в Рай?
— Ты не умрешь. — Хаггерти зевает. — Но если это то, во что ты веришь, тогда конечно.
— Я слишком молода, чтобы знать, во что я верю.
— У тебя будет достаточно времени, чтобы разобраться в этом, потому что с тобой все будет в порядке.
— Хорошо. — Я поверила ему на долю секунды. В этот момент я верю каждому слову Хаггерти. Он пытается поступить со мной правильно. Он изо всех сил старается устроить меня поудобнее с новым постельным бельем, моими любимыми блюдами и кучей чистящих средств, которые я использовала, чтобы избавиться от пыли, от которой я чихаю. Он проявил ко мне больше сочувствия, чем кто-либо из парней в кампусе или даже из тех немногих, с кем я встречалась. Хаггерти не так уж плох.
— Теперь можешь повернуться, чтобы мы могли поспать? Или тебе все еще нужно поговорить?
Звук приближающихся к нам тяжелых шагов заставляет Хаггерти прижать мою голову к своей шее.
— Не двигайся, — тихо говорит он. — Обувь, — шепчет он. — Салли.
Как он мог узнать, что на этот раз это Салли, а не Рэйв, услышав тот же стук ботинок по бетонному полу?
— Мне жаль. — Он ослабляет давление на мою голову и приподнимает мой подбородок. — Я поцелую тебя еще раз, хорошо?
Я киваю.
Его большие, мягкие губы с силой прижимаются к моим. Он целует меня с той же нежностью и страстью, что и раньше, но на этот раз в его поцелуе больше силы и голода.
Ощущения проносятся по моим конечностям, как молнии, и я стону в ответ, хотя мои конечности дрожат. Хаггерти поворачивается так, что половина моего тела скрывается под ним. Мое дыхание становится тяжелее, а сердце так сильно колотится в груди, что, боюсь, его слышно в коридоре. Я не уверена, возбуждена ли я так же сильно, как тогда, в кладовой, или оцепенела, или и то и другое вместе, но я не могу остановить то, что происходит.
Хаггерти берет мои волосы и наматывает их на кулак. Он прижимается ко мне всем телом, и в издаваемом им звуке есть что-то животное.
Мы двигаемся вместе в ритмичном танце. Хаггерти дышит тяжелее, его тело двигается быстрее, прежде чем он перекатывается, полностью накрывая меня собой.
— Думаю, он ушел, — выдыхает он мне на ухо, прежде чем поцеловать в шею. — Еще немного, я просто должен убедиться, — говорит он, прежде чем слегка приподняться и широко раздвинуть мои ноги. Он встревает между ними, обдавая своим дыханием мою шею. — Он стоит в дверях. Мне так жаль.
Я задыхаюсь, когда Хаггерти прижимается своей эрекцией к моей промежности. Он заглушает мое удивление своим ртом, и интенсивность нашего предыдущего танца усиливается с каждым движением его бедер напротив меня. В комнате становится жарче. Мое желание возрастает.
— Ты занимаешься чем-нибудь, кроме секса, Джо?
Салли. Дрожь пробегает по моей спине.
Хаггерти весь замирает. Его губы, бедра, тяжелое дыхание. Он отстраняется от меня, и я остаюсь наедине с его глазами, полными дикого голода. На долю секунды я забываю о Салли, стоящем в дверях, потому что Хаггерти смотрит на меня так, словно мы с ним — единственные люди в целом мире, и ничего плохого не случилось.
Я тоже хочу тебя.
— Джо, — повторяет Салли.
— Я занят. — Он рычит, только это рычание не похоже на те, что я слышала от него раньше. Этот звук гораздо более глубокий, гораздо более взрывной.
— Я присяду и посмотрю шоу. — Салли смеется.
— Да пошел ты. — Хаггерти не сводит с меня глаз.
— Мы все посмотрим. — Бретт. Он тоже здесь.
— Может, вы оба отвалите? — В тот момент, когда Хаггерти отводит от меня взгляд, огромная волна страха переползает от моих ног к горлу. У меня перехватывает дыхание, и я дрожу. Взгляд Хаггерти встречается с моим. Мое дыхание замедляется. Я не отрываю взгляда от его больших зрачков.