Пиф-паф
Шрифт:
Срань господня!
Я сглатываю. Мое сердце сжимается от боли. Он несет с собой боль, куда бы ни пошел. Боль других.
— Я в порядке. Ты невредима. Давай спать.
— Ты отнял у кого-то жизнь, и это тебя совсем не беспокоит? — знаю, что беспокоит. Знаю, что именно поэтому он захотел выключить свет.
Я вижу тебя, Хаггерти. Я действительно тебя вижу.
От беспокойства у меня поднимаются брови.
— Не-а. Думаешь, Салли бы волновало, как ты чувствовала бы себя после того,
— Нет. — Это слово дрожит от страха. Я никогда раньше не слышала такого звука.
— Мне все равно, что с ним случилось. Что меня действительно волнует, так это ты, и то, что я поступаю правильно. Я поступил правильно.
— Хаггерти…
— Прекрати, пожалуйста. Я не собирался позволить этому человеку разрушить все, что в тебе есть. Я сломлен и всегда буду сломлен. — Он прочищает горло. Его рука сжимает мою. — Я не хочу этого ни для тебя, ни для кого другого… Ты слишком прекрасна, чтобы испытывать такую боль. — Он отпускает мою руку и снова проводит большим пальцем по моей скуле.
Он сломлен? О, боже. Что этот мир сделал с ним?
— Просто забудь о Салли и позволь мне позаботиться о том, что нужно делать дальше. Хорошо?
Хаггерти заботится обо мне. Он действительно заботится обо мне, и прямо сейчас я ничего так не хочу, как поцеловать его. Чтобы избавиться от всех ужасных мыслей, крутящихся в моей голове. Почувствовать страсть и нежность. Он нужен мне. Я хочу его. Хватит ли меня, чтобы заставить его забыть обо всех своих мучениях, хотя бы на мгновение?
Я наклоняюсь вперед, сокращая расстояние между нами, и нежно прижимаюсь губами к губам Хаггерти.
Поцелуй меня в ответ, Хаггерти. Не отвергай меня после всего, через что мы прошли. Поцелуй меня всего один раз, потому что ты этого хочешь, а не потому, что тебе нужно продолжать разыгрывать представление. Покажи мне, что ты чувствуешь то же, что и я.
Сначала он не отстраняется, но потом все-таки делает это.
Он обнимает меня, словно защищая, хотя и отвергает мои ухаживания. Я не хочу умереть девственницей. Я ведь могу умереть. Я нахожусь в очень опасной ситуации. Хаггерти обязан мне своим прикосновением после всего, что мы пережили вместе. Это всепоглощающее, чувственное, женственное и прекрасное чувство.
— Мы не можем целоваться без крайней необходимости, — шепчет он. — Ты ведь это понимаешь, не так ли?
— Что, если появится еще один из парней Рэйва и они… они заберут…
— Я сделаю все возможное, чтобы остановить их. — Повисает долгая пауза. — Я не могу поцеловать тебя в ответ, Миранда.
— Хорошо. — Я прикусываю нижнюю губу. — Тогда я умру девственницей или буду продана какому-нибудь животному, которое отнимет у меня ее. — Я знаю, что он попытается сделать все, чтобы спасти меня, но что, если у него не получится? Что, если это станет моей трагической историей, и я захочу умирать каждый последующий день?
— Этого не будет. — Он в третий раз проводит большим пальцем по моей скуле.
— Может быть. Ты сказал…
— Миранда, ты сейчас
Но я не в замешательстве. Я бы не стала сожалеть об этом.
— Ты просто считаешь меня своим защитником. Ты думаешь, что у тебя есть чувства, что поцелуи, которыми мы вынуждены делиться, что-то значат, но это не так. Это все притворство. Это просто часть процесса.
— Хорошо. — Он ошибается. Мужчины не притворяются, когда так целуются. Черт, не думаю, что вообще какой-нибудь мужчина целуется так, как Хаггерти.
— Ты ведь понимаешь, да?
— Да. — Но я не понимаю. Я вообще ничего не понимаю.
— Хорошо.
Проходят минуты, затем глаза Хаггерти закрываются, и я изучаю его, пока он погружается в сон. Он прекрасен. Когда его дыхание становится поверхностным, и я убеждаюсь, что он заснул, я говорю:
— Знаешь, ты ошибаешься. То, что ты сказал, на самом деле не так. Я чувствую связь между нами и знаю, что ты тоже это чувствуешь. Ты плохо скрываешь свои эмоции. — Я прижимаюсь губами к его губам и срываю последний поцелуй.
— Миранда, — выдыхает он мое имя.
Жар, озноб, счастье, страх… все это сливается в один гигантский клубок эмоций, который проносится сквозь мое тело, как метеорит, врезающийся в землю.
— Давать спать. — Он не открывает глаза. — Я полицейский. К тому же я на пятнадцать лет старше тебя… Утром, если поспишь, твои мысли прояснятся.
Я ничего не говорю.
— Все будет хорошо, Миранда.
Он не знает этого наверняка. Никто не знает.
В комнате становится тихо, так тихо, что это кажется почти жутким.
Бух.
Хаггерти резко выпрямляется. Я обхватываю его руками и прячу голову у него на груди.
Они вернулись. Рэйв и его люди, должно быть, знают, что сделал Хаггерти. Будет ли это их местью? Стану ли я их местью?
— Это я, — кричит Бретт. — Уронил банку джема на пол. Не нужно подскакивать, приятель.
Тело Хаггерти расслабляется. Моя хватка усиливается.
— Блядь! — Бретт стонет.
— Будь осторожнее, ладно? — кричит Хаггерти, разжимая мои объятия.
— Он напугал меня до полусмерти.
Хаггерти прерывает меня, закрывая мне рот рукой. Он наклоняется ко мне, пока его щека не прижимается к моей.
— Оставайся здесь. Мне нужно пойти проверить, на всякий случай.
Он убирает руку от моего лица.
— Залезай под одеяло и не высовывайся.
Я киваю и дрожу, натягивая одеяло на голову и погружаясь в еще большую темноту.
Я скоро умру. Я просто знаю, что умру. Слезы текут по моим щекам.
Дверь закрывается.
Дорогой Боженька, если ты меня слышишь, сейчас самое время сделать мне какой-нибудь необычный волшебный подарок, который позволит мне исчезнуть. Я слишком молода, чтобы умирать. Я не хочу умирать.