Пифагор

Суриков Игорь Евгеньевич

Славный Телавг, дитя Феано, дитя Пифагора!

(Эмпедокл. фр. В 155 Diels — Kranz)

Казалось бы, это свидетельство должно всё решать. Ведь сицилиец Эмпедокл довольно близок к Пифагору по датам жизни. Он лично был знаком если не с самим самосским мудрецом, то, во всяком случае, с его младшими современниками, людьми, общавшимися с Пифагором непосредственно. Да и сам являлся в некоторых своих взглядах пифагорейцем. Уж кому, как не ему, было точно знать, как звали жену и сына нашего героя? Но вот беда: этот фрагмент Эмпедокла признаётся неаутентичным, подложным ^{102}.

А стало быть, опираться на него для каких-либо реконструкций не представляется возможным.

В общем, завершая рассмотрение этого вопроса о "делах семейных" нашего героя, приходится в конечном счете солидаризироваться с неутешительным, скептическим суждением современного исследователя: "Оценить, насколько достоверны хотя бы имена его родственников, практически невозможно" ^{103}.

Глава третья Наставник и вождь

Пифагорейский союз

Итак, в пору своего акме Пифагор стал основателем (схолархом) религиозно-философского братства, члены которого так и назывались по имени своего главы и учителя — пифагорейцами. Стремительный взлет самосского пришельца к известности и даже к славе в Кротоне, к положению человека с исключительно высоким авторитетом во многом объясняется именно тем, что на дворе стояла пресловутая "эпоха пророков и чудотворцев". Греки страстно жаждали чего-то нового, а Пифагор это новое им нес.

О новизне его учений в религиозной и философской областях отчасти говорилось выше, подробнее же будет рассказано в следующих главах. Пока отметим только, что, судя по всему, и сама внешность нашего героя импонировала, производила очень внушительное впечатление. Это подчеркивается источниками и, надо полагать, не совсем уж безосновательно. Вряд ли человека с неказистой или даже просто ординарной внешностью стали бы сравнивать с Аполлоном — богом, который из всех олимпийцев в наибольшей степени ассоциировался для греков с идеей совершенной красоты.

Ну а, допустим, парочка сотворенных (или инсценированных?) походя "чудес" должна была еще больше возвысить Пифагора в глазах жителей его новой родины. На возможность инсценировки намекаем не случайно. Уже упоминалось, что тогдашние чудотворцы были-таки окружены ореолом некоторого шарлатанства. Да и не только они. Многие крупные, яркие личности эпохи архаики (например, политики) прибегали подчас в своих целях к разного рода инсценировкам и даже, как сейчас говорят, трюкам ^{104}.

Так, знаменитый афинский законодатель Солон, дабы побудить сограждан отвоевать у соседних Мегар стратегически важный остров Саламин, притворился сумасшедшим и, выйдя на агору, продекламировал слушателям написанные им воинственные стихи ^{105}. Младший современник Солона — тиран Писистрат, — чтобы прийти к власти, будто бы сам себя изранил, а потом заявил в народном собрании, что на него напали политические противники и что он теперь нуждается в защите. Народ поверил и дал Писистрату отряд телохранителей, а тот с помощью этих воинов захватил Акрополь и встал во главе государства. Правда, вскоре он был свергнут и изгнан, но через несколько лет сумел вернуться — и опять же при помощи хитроумной выдумки: въехал в город и проследовал на Акрополь, стоя на колеснице в сопровождении высокой и статной девицы, изображавшей собой богиню Афину ^{106}. Афиняне, пораженные красочным зрелищем, не возражали против нового установления его тирании…

Примеры такого рода (а они относятся именно к VI веку до н. э., к эпохе жизни Пифагора) можно было множить и множить. И подобные уловки отнюдь не являлись "монополией" политических деятелей; к ним активно прибегали и те, кто подвизался на стезе духовной культуры. Мы уже видели: кто-то подделывал древние изречения оракулов, кто-то объявлял себя гипербореем и якобы летал на стреле, кто-то "умирал" и вновь "воскресал"… Один бросался в кратер вулкана, другой приписывал себе способность обходиться без пищи, третий рассказывал о своем многолетнем сне в пещере и т. д. Воистину, это было "столетье безумно и мудро", как сказал Радищев о русском XVIII веке.

Как всегда в таких случаях, появлялись скептики, но значительно больше было энтузиастов. С одной стороны, философ Гераклит называл Пифагора "предводителем мошенников" (Гераклит. фр. В 81 Diels — Kranz). Но от желчного Гераклита — этого "плачущего философа" — кому только не доставалось! Даже о таких авторитетах, как Гомер и Гесиод, он отзывался едва ли не бранными словами. Его суждения могли и не производить сильного впечатления: дескать, мизантроп — он и есть мизантроп, от него заведомо ни о ком ничего хорошего не услышишь.

А вот — в противовес мнению скептика — мнение жившего в те же времена энтузиаста. Другой философ, Эмпедокл, писал о Пифагоре:

Жил среди них некий муж, умудренный безмерным познаньем, Подлинно мыслей высоких владевший сокровищем ценным, В разных искусствах премудрых свой ум глубоко изощривший, Ибо как скоро всю силу ума напрягал он к Познанью, То без труда созерцал все несчетные мира явленья, За десять или за двадцать людских поколений провидя.

(Эмпедокл. фр. В 129 Diels — Kranz)

Тут имеются в виду именно пророческие способности нашего героя. В целом, нужно отметить, что Пифагор был в полном смысле слова "плотью от плоти" своей эпохи, человеком, в максимальной степени, ярко и полно отразившим в своей личности и деятельности ее ключевые черты. И поэтому среди всех архаических эллинских пророков он достиг наибольшего успеха, оставил самый заметный "след в веках". Кто, кроме специалистов, помнит сейчас об Ономакрите или Эпимениде, Аристее или Абарисе — да даже и об Эмпедокле? Вопрос риторический. А имя Пифагора знакомо, наверное, каждому.

Итак, Пифагор во главе кружка. Или союза, или братства, или школы… Можно назвать как угодно — суть от этого не изменится. Ясно, во всяком случае, что он был основателем и бессменным лидером некоего объединения людей. Причем объединения, возникшего явно не для того, чтобы предаваться абстрактному изучению каких-либо теоретических наук, вроде математики или даже философии (если понимать последнюю в современном смысле — как некую кабинетную дисциплину). Нет, члены пифагорейского сообщества сплотились вокруг своего учителя с целью чисто практической — желая достичь благой жизни как в этом мире, так и в загробном. Данной задаче всецело служил принятый в кружке пифагорейцев строгий устав, включавший, в частности, такое требование, как полный отказ от частной собственности, установление между членами кружка общности имущества.