Пик Дьявола
Шрифт:
Гриссел хмыкнул.
Безёйденхаут вытащил из груды еще одну папку:
— Вот список всех детей, совращенных Преториусом. Их одиннадцать. Представляешь? Одиннадцать тех, о ком нам известно. Я начал обзванивать родителей. Почти все живут в Бельвиле. Поеду туда завтра. День будет долгий и трудный. Их имена я тоже включу в базу данных.
— Буши, возьми с собой парочку констеблей.
— Бенни, не хочу показаться смешным, но предпочитаю беседовать с родителями лично. Констебли еще зеленые.
— Пусть опросят соседей или что то в этом роде. Нам надо их как-то использовать.
— А
— А что Джейми?
— Он ни хрена не делает.
— Хочешь взять его с собой?
— Мы с ним на пару опросили бы больше народу.
— Буши… — Неожиданно Гриссел передумал. Он повернулся в сторону Кейтера и позвал: — Джейми!
— Что, Бенни? — тут же отозвался Кейтер. Вскочил так резво, что едва не перевернул стул.
— Завтра поедешь с Буши.
Кейтер подошел к ним:
— О'кей.
— Проведи первые опросы вместе с ним. Это понятно?
— О'кей.
— Джейми, я хочу, чтобы ты учился. Потом Буши скажет тебе, когда ты сможешь проводить опросы самостоятельно.
— Дошло.
— И еще, Джейми…
— Да, Бенни?
— Не говори так.
— Как?
— «Дошло». Это словечко меня дико раздражает.
— О'кей, Бенни.
— Это америкаанс, — пояснил Безёйденхаут.
— Америкаанс? — удивился Купидон.
— Ну да. Знаешь, так в Америке говорят.
— Американизм, — устало поправил Гриссел.
— Я так и сказал.
Гриссел ничего не ответил.
— А ты, болван, сказал «америкаанс»! Никакой ты не спец по иностранным языкам, — заметил Вон Купидон, вставая.
Он хотел домой. Не в пустую квартиру, а к себе домой. К жене и детям. Голова раскалывалась; мышление притупилось, как будто из него выпустили топливо. Тем не менее он поехал в центр города. Интересно, что сейчас делают дети. И Анна.
Потом он вспомнил. Он хотел позвонить ей. Кое-что тревожит его со вчерашнего дня. Не останавливаясь он вынул из кармана мобильный телефон и нашел ее номер в списке контактов. Нажал кнопку и стал слушать гудки.
— Привет, Бенни.
— Привет, Анна.
— Дети говорят, ты еще держишься.
— Анна… я хочу знать. Наш уговор…
— Какой уговор?
— Ты сказала, если я полгода не буду пить…
— Ну да.
— Ты примешь меня назад?
Она промолчала.
— Анна…
— Бенни, прошла всего одна неделя.
— Нет, мать твою, уже девять дней!
— Ты знаешь, я не люблю, когда ты ругаешься.
— Меня просто интересует, серьезно ли ты настроена насчет уговора?
На другом конце линии было тихо. Он собирался что-то сказать, но тут она ответила:
— Продержись полгода, Бенни. Тогда поговорим.
— Анна…
Но она уже отключилась.
Ему не хватило сил для того, чтобы вспылить. Ну почему, почему он позволяет такс собой обращаться? Почему пытается бросить пить? Ради обещания, которое уже перестало быть обещанием?
У нее появился другой. Он знал это. Он ведь детектив, сыщик, черт побери; он умеет сопоставлять и сравнивать.
Таким способом она пытается от него избавиться. Нет, он не согласен мучиться, а потом узнать, что она его бросила. Он не будет проходить этот ад ради пшика. Нет, черт побери — особенно при том, как он сейчас себя чувствует. Один бокал, и головная
Гриссел знал, что выпивка ему поможет. После нее все станет лучше. И никому не надо ни о чем сообщать. Только он и эта вкуснятина в его квартире — а потом хорошенько выспаться. Чтобы справиться с тем, что он понял про Анну. И с делом. И с одиночеством. Он посмотрел на часы. Сейчас винные магазины еще наверняка открыты.
Когда он подошел к своей квартире, неся в целлофановом пакете бренди «Клипдрифт» и кока-колу, он увидел у порога пакет, обернутый в алюминиевую фольгу. Прежде чем поднять его, он отпер дверь и поставил бутылки на пол. К пакету была прилеплена записка. Он отлепил клейкую ленту.
«Для работящего полицейского. Приятного аппетита! От Чармейн — кв. 106».
Чармейн? Чего она от него хочет? Гриссел развернул фольгу. В ней оказалась кастрюлька из огнеупорного стекла с крышкой. Он снял крышку. В ноздри ударил пряный аромат карри. Господи, как вкусно пахнет! В животе заурчало от голода. Голова закружилась; он сел прямо на стойку. Сунул в рот полную ложку карри с ягненком! Мясо оказалось нежным — буквально таяло во рту; от удовольствия он зажмурился. Чармейн, Чармейн, кем бы ты ни была, готовить ты умеешь, это точно. Он зачерпнул еще одну ложку, вынул из риса лавровый листик, облизал и отложил в сторону. Снова набил рот едой. Потрясающе вкусно! Карри было горячим; на лбу у него выступили мелкие капельки пота. Он ритмично погружал ложку в еду и подносил ко рту. Черт, оказывается, он здорово проголодался! Надо бы как-то наладить питание. Может, брать с собой бутерброды на работу.
Он посмотрел на бутылку «Клипдрифта». Бренди стояло рядом на барной стойке. Уже скоро! Он расслабится в кресле, на полный желудок, и будет пить как положено: медленно, смакуя каждый глоток.
Он доел все до последней крошки — методично, как автомат, подобрал со дна волокна мяса, доел остатки соуса.
Черт! Вкуснотища. Он отставил кастрюльку в сторону.
Теперь надо вернуть ее Чармейн в квартиру 106. Перед его мысленным взором предстала молодая толстушка. Почему толстушка? Наверное, потому, что она вкусно готовит? Наверное, одинокая. Он встал, включил воду, вымыл кастрюльку, потом крышку и ложку. Вытер посуду полотенцем, нашел фольгу, аккуратно свернул и положил в кастрюльку. Взял ключи, запер квартиру и спустился на один пролет.
Она знает, что он полицейский. Наверное, консьерж насплетничал. Придется объяснить, что он женат. Но тогда придется объяснить и то, почему он живет здесь один… Гриссел остановился. Зачем ему лишние заморочки? Ведь можно просто поставить кастрюльку ей под дверь.
Нет. Надо ее поблагодарить.
Хорошо бы Чармейн не оказалось дома. А может, она спит или занята. Он постучался как можно тише; ему показалось, что за дверью работает телевизор. Потом дверь открылась.
Она была маленького роста, и она была старая. По его прикидкам, ей уже перевалило за семьдесят пять.