Пикантные истории

Галич Федор

Сам «Султан» расхаживал по дому в белом махровом халате и белых пушистых тапочках из песца. В бассейне плавал в белых плавках, в белой купальной шапочке и в белых ластах, а вот спал он совершенно голым. Единственным неснимаемым аксессуаром его одежды была соска. С ней он не расставался никогда. Этот амулет висел на его шее с рождения вместо крестика. На него он молился, гордился им, облизывал его и, причмокивая с любовью, сосал. Соска была ему и мамкой, и нянькой, другом и подругой, защитником и советчиком, в общем, БОЖЕСТВОМ.

После смены места жительства, карьерного статуса и внешнего вида, Аркадий Игнатьевич был вынужден заменить и висящую на шее старую потёртую амулетную верёвочку, портящую весь его новый имидж, на презентабельную цепочку

из белого золота. Аркадий Игнатьевич был неравнодушен к белому цвету по двум причинам. Во-первых, белый цвет хорошо отражал от его тела обжигающее африканское солнце, а во-вторых, этот цвет напоминал ему далёкую заснеженную Родину. Кстати, тосковал он по ней в специальной комнате, оборудованной снегомашиной, перерабатываемой воду в снег. Интерьер этой немаленькой комнаты воплощал идею сказочного леса, посредине которого стояла самая настоящая русская печь. Именно в этой комнате Аркадий Игнатьевич и снимал с себя навалившуюся на него ностальгическую грусть. Он, словно Емеля, разваливался на этой тёплой печи и, посасывая из бутылочки холодненькую водочку под звучащую из динамиков негромкую запись гармошки, часами смотрел на медленно опускающиеся вокруг него крупные хлопья снега. Иногда его, разогретая водочкой, душа не успокаивалась и, желая петь, переносила раскачивающееся из стороны в сторону тело Аркадия Игнатьевича в летний сад. Точнее, это был не сад, а самая настоящая берёзовая роща, растущая в стеклянной оранжерее. Здесь он мог вдоволь пообниматься с берёзкой и послушать трель соловьёв.

Слава Богу, подобное состояние он испытывал крайне редко. Переехав на постоянное место жительства в чужую страну, Аркадий Игнатьевич сразу подстраховался от возможной болезненной «акклиматизации» и, окружив себя привычным уютом, не оставил никаких бытовых поводов для тоски. Весь свой дом он обустроил таким образом, чтобы основные места его «обитания» (спальня, кабинет, кухня, гостиная) внешне напоминали интерьер его прежней квартиры. Он даже перевёз из России свою любимую домашнюю утварь: старый кофейник, электрический самовар, шерстяной плед, шторы из спальни, стол с любимым кожаным креслом из кабинета, настенный персидский ковёр из гостиной, маленький круглый журнальный столик с мягкими подушками для игры в «бутылочку». Вся обстановка дома была максимально приближена к оригиналу, за исключением некоторых деталей: новая мебель была сделана не из ДВП, а из красного дерева; ложки с вилками были серебряными, а не мельхиоровыми; посуда была не стеклянная, а фарфоровая. Прежними остались лишь детские бутылочки его домашнего бара, только теперь они заполнялись исключительно пятизвёздочным коньяком, красными французскими винами и зелёным абсентом. Аркадий Игнатьевич считал свой дом маленьким русским островком в бескрайнем песчаном океане Африки, а себя игрушечным «Робинзоном Крузо», для которого на чужбине каждый день недели был ПЯТНИЦЕЙ.

Деньги и власть немного подпортили характер Аркадия Игнатьевича и из прежнего обаятельного, весёлого, щедрого и бескорыстного парня, заботливого сына, внимательного друга и страстного любовника, он превратился в равнодушного, скупого, грубого, похотливого, самолюбивого эгоиста. Он стал получать удовольствие не от ролевых игр, а от реального могущества. Ему нравилось командовать подчинёнными, наказывать их и поощрять. Увольнять лентяев и непокорных, а покорных тружеников — продвигать по служебной лестнице и одаривать денежными вознаграждениями.

Блеск роскоши, безграничная власть над людьми и финансовая пирамида, построенная совместно с местными олигархами, окончательно ослепили Аркадия Игнатьевича, и он всё чаще в зеркале стал замечать не простого директора фабрики детской продукции, а настоящего всемогущего и беспощадного СУЛТАНА.

Как и положено столь важным персонам, у Аркадия Игнатьевича было затратное в финансовом плане, но невероятно увлекательное хобби. Называл он его — «АФРИКАНСКОЕ ПОЛО». Раз в месяц в его «усадьбу» со всей округи съезжались знатные особы и, разделившись на две команды, оседлав верблюдов, принимались за игру.

(ОТ АВТОРА: Если вы незнакомы с правилами этой увлекательной игры, то я вкратце объясню правила. Всадники, вооружённые деревянными бамбуковыми клюшками, скачут верхом на конях (в данном случае — на верблюдах) по стадиону, пытаясь забить небольшой круглый мяч в ворота противника. В общем, эта игра напоминает хоккей на верблюдах.)

Главным призом в таких матчах обычно служила крупная сумма денег, поставленная на кон участниками игры, но иногда, для пущего азарта, соблазнительным кушем были наложницы состоятельных игроков, предметы антиквариата или семейные драгоценности.

В одном из таких матчей, в пылу борьбы, Аркадий Игнатьевич видимо и обронил свою соску.

Спустя два часа, принимая молочную послематчевую ванну, он решил «обсосать» и обдумать, кому и за сколько можно продать золотые часы, выигранные его командой в купе с другими драгоценными трофеями.

Пошарив по голой шее, и не обнаружив на себе родовой амулет, он, как ошпаренный, выскочил из ванны и, убедившись перед зеркалом, что соски на нём нет, потерял сознание.

Как только Аркадий Игнатьевич пришёл в себя и вспомнил причину своего падения, из его глаз хлынули слёзы. Предположив, что соска не могла от него далеко уплыть, он бросился обратно в ванну, заполненную тёплым молоком, и судорожно принялся шарить по дну руками. Ныряя и энергично ползая по ванне, он начал ассоциировать себя с беспомощным, маленьким, слабеньким грудным ребёнком, бессмысленно ворочающимся в утробе матери. Отчаянные попытки найти соску не увенчались успехом даже после того, как было вычерпано всё молоко. Утратив последние надежды, Аркадий Игнатьевич свернулся «калачиком» на дне пустой ванны и истерично заверещал. Из освободившегося от соски рта, как из откупоренной бутылки шампанского с неожиданно выскочившей из неё пробкой, пенясь, выскочило наружу всё его «игристое» содержимое, которое пучило его от собственной важности все эти долгие годы «карьерной выдержки».

Его успешная взрослая жизнь, как будто, оборвалась одновременно с золотой цепочкой и вместе с соской впала в глубокое детство.

Он никого не видел и не слышал вокруг. Не реагировал на прикосновения испуганных наложниц, прибежавших на крик в ванную комнату. Он лишь мечтал об одном, чтобы как можно скорее к нему на помощь пришла мама и, всунув ему в рот потерявшуюся сосу, успокоила его.

Вызванная, обеспокоенной поведением своего хозяина, прислугой, бригада психиатрической скорой помощи вколола успокоительный укол и сопроводила состоятельного пациента в клинику.

Заприметив в поведении «Султана Аркадия» некоторые признаки шизофрении и очень даже конкретные деньги на банковском расчётном счёте страхового медицинского полиса, африканские эскулапы приняли решение провести интенсивный курс лечения, с последующим дорогостоящим курсом реабилитации в индивидуальной палате их клиники.

Постепенно врачам удалось вернуть Аркадию Игнатьевичу умиротворённое состояние, заметно поубавив его финансовое состояние, но вернуть «Игрушечного Короля» к реальной, нормальной и полноценной жизни им так и не удалось. Конечно, он больше не визжал, не истерил и выглядел вполне обычным уравновешенным человеком, но он постоянно что-то искал под ногами, заглядывал в чужие тарелки, в карманы, в шкафы, под кровати. От былого рекламного красноречия Аркадия Игнатьевича не осталось и следа. Складывалось впечатление, что имея здоровый язык, человек просто напрочь забыл алфавит и не может с того трагического дня вымолвить ни слова. На любые вопросы, заданные в его адрес на английском или на русском языках, Аркадий Игнатьевич не отвечал, хотя во времена адекватности свободно говорил на обоих. И лишь в редких случаях, на вопрос: «Что ты ищешь? Ты что-то потерял?», равнодушное, безразличное выражение лица Аркадия Игнатьевича заметно оживлялось, и он еле слышно старательно объяснял: «А-ГУ!.. А-ГУ!»…