Пикник на Аппалачской тропе
Шрифт:
В Монреаль мы прилетели с большим опозданием. Поэтому, когда автобус Аэрофлота привез нас из аэропорта с таким странным знакомым по каким-то фруктам названием «Мирабель» в другой аэропорт, мой самолет в Америку уже улетел. Следующий улетал в Буффало лишь утром. Аэрофлот отказался устроить гостиницу, но у меня было немного денег. Поэтому за 45 канадских долларов я переночевал в гостинице «Рамада Инн» и в 7.30 утра был уже снова в воздухе. Таможня, паспортный контроль США — все прошли еще в Монреале. Через час под крылом был уже огромный одноэтажный город, в котором то тут, то там выделялись сгустки небоскребов и дымящих трубами гигантских заводов. Одна сторона города примыкала к бескрайней водной глади. Это были город Буффало и озеро Эри.
В аэропорту меня уже встречала Сузана Капуза, просто Су, секретарь Чета. Я не сразу узнал ее, но на ней были янтарные бусы, которые я ей когда-то послал через Чета, когда он был в Москве. Еще через час мы были уже в офисе, где нас ждал сам мистер Капуза, отец Су. Он здесь был как бы заместителем Чета по хозяйству.
— Меня зовут Бернард, но все зовут просто Берни.
Итак, сразу перешли на «Берни» и «Игор». Родители Берни приехали из Польши, но сам он родился в Америке, знает по-польски только несколько слов.
— Игор, мы сняли тебе комнату с кухней в мотеле в десяти минутах ходьбы. Поехали, я отвезу тебя туда.
Мотель помещался на улице под названием Бульвар Ниагарских водопадов. Но улицей ее можно назвать лишь условно. Это просто широкое шоссе, по обе стороны которого стоят мастерские по ремонту машин, маленькие магазинчики, бензоколонки, мотели. Все дома одноэтажные, только наш мотель под названием «Мавританский двор» в центральной его части двухэтажный, с высокой двускатной крышей и маленькими окнами с яркими ставнями. Вправо и влево вдоль дороги — длинные одноэтажные крылья с комнатами постояльцев и вдоль всего фасада — сплошной навес на легких, ажурных, хотя и литых, чугунных «мавританских» колоннах. А под навесом стоят большие кадушки с яркими красными цветами герани.
Мотель стоит в глубине по отношению к остальным строениям улицы. Между фасадом-навесом мотеля и улицей — большая площадка для машин, тоже обставленная по краям кадушками с геранью и горшками с другими яркими цветами. Под навесом между колоннами стоят легкие плетеные уличные кресла.
По вечерам кресла сдвигаются ближе к входу в офис мотеля, где стоит еще и стол, и там собирается целая компания.
Душой общества является обычно невысокая, очень толстая и подвижная женщина средних лет — хозяйка мотеля по имени Джойс. Слово «хозяйка» надо бы поставить в кавычки, потому что она арендует мотель у какой-то богатой дамы, настоящей хозяйки. Но она постоянно живет здесь и принимает постояльцев, рассчитывается с ними, меняет белье, убирает номер, решает всевозможные проблемы в любое время дня и ночи. Поэтому для меня она — хозяйка мотеля.
Джойс — ирландка, приехала в США после того, как вышла замуж за американца. Живет здесь уже почти тридцать лет, но до сих пор сохраняет подданство Англии, в знак чего в ее офисе висит английский флаг. Она все время курит, зажигая одну сигарету от другой, и все время либо рассказывает что-то, либо расспрашивает. И конечно же непрерывно что-то делает: весь дом на ее плечах. Правда, сейчас ей все время помогает маленькая тоненькая смешливая девушка, которой через месяц исполнится шестнадцать. Ее зовут Мишел или уменьшительно-ласково Шелли. Она — дочь Джойс и скоро не будет ее помощницей. Ведь через несколько дней — начало учебы в школах Америки.
Муж хозяйки мотеля — худой, молчаливый, застенчивый верзила по имени Дан — настоящий янки, как говорит Джойс. Ведь предки его — пионеры, приехали в эту страну, когда она была еще совсем дикой. Может быть, говорит, смеясь, Джойс, у Дана есть и индейская кровь. Дан слушает, улыбается застенчиво и, как всегда, молчит. Только к вечеру, когда он тяжелеет от дринков — рюмок спиртного и банок пива — становится не только веселым, но и разговорчивым.
Вечером наш мотель действительно напоминает колониальный двор. Тепло, все сидят на стульях на улице, пьют бесплатно кофе и чай хозяйки, разговаривают: чуть в стороне приятели Мишел, дети семей, которые живут сейчас в мотеле, собрались в кружок. Звенит американская гитара, поются какие-то кантри — народные песни. На небе горят большие звезды, а мимо по улице-шоссе Бульвар Ниагарских водопадов бесконечным бесшумным потоком мчатся в обе стороны нескончаемые вереницы машин.
Кроме меня здесь живут еще две семьи — муж и жена из Южной Кореи и молодая, на последнем месяце беременности женщина из Канады, которая со своей сестричкой отдыхает здесь, собираясь 6 сентября уехать обратно к себе в Торонто. Хозяйка страшно горда тем, что у нее живет русский, говорит об этом всем постояльцам и считает, что открыла у себя филиал ООН: корейцы, русский, канадка, ирландка и янки.
…Здания университета Буффало расположены в различных местах города. Главное и самое красивое место — огромная территория, состоящая из холмов, озер и рощ, на которой расположены странные здания современной архитектуры, похожие издали, в зависимости от освещения, то на воздушные храмы, то на живописные развалины. Я говорю издали, потому что большую часть времени на такие здания смотрел именно издалека. Планировка всех промышленных объектов, как и вообще современных предприятий индустрии в США (назвать их заводами язык не поворачивается), решена весьма свободно. Между зданиями оставляются огромные площади тщательно сохраненных или заново созданных лугов, рощ и озер. Особенно этот прием применяется в постройке университетов, где подчас из одного здания в другое лучше ехать на машине или велосипеде. Поэтому, когда ты видишь наши советские предприятия такого же типа, где здания максимально приближены друг к другу для экономии площади, к сожалению, складывается впечатление, что это у нас земля очень дорого стоит, как частная собственность, а в Америке — государственная и ничего не стоит.
Но помещения, где находятся геологический факультет и факультет естественных наук, расположены, к сожалению, чуть в стороне от новой зоны университета, застроенной по принципам свободной планировки. Это большие одноэтажные плоские коробки, стоящие посреди огромных асфальтированных площадей, заполненных машинами. Никто не следит за внешним видом этих автомобилей, поэтому многие из них, особенно машины студентов — ржавые, с дырами в крыльях, мятые, но шины и свет у них всегда в полном порядке. Ведь техосмотр здесь два раза в год.
— Игор, — сказал в первый же день Берни. — Чет, который сейчас на совещании, и я решили, что ты должен иметь машину, без нее нельзя. Арендовать ее слишком дорого, поэтому мы нашли тебе подержанную машину, которую ты должен купить. Это «форд» 1976 года под названием «пинто». Пинто — это порода лошадей. Форд любит называть свои машины лошадиными именами. Ему кажется, что при этом хозяин машины чувствует себя как бы наездником, ковбоем. Вспомните, «мустанг», «бронк» — это тоже лошади.
Так, на второй день пребывания в Америке, когда выяснилось, что мои международные московские права годятся, я стал обладателем своего ярко-красного коня, похожего на гоночную машину, хотя, и помятого, но, как сказали Чет и Берни, в хорошем состоянии и из хороших рук. Стоит эта лошадка 1000 долларов, плюс двести с лишним за страховку, без которой не разрешается выезжать на улицу, плюс сорок долларов налога за покупку, плюс десять долларов за техосмотр при переходе из рук в руки. При этом оказалось, что передние покрышки чуть потерты, поэтому их пришлось заменить, заплатив за другие, тоже подержанные, по двадцать долларов за штуку. Правда, этот расход оплатил старый хозяин машины, студент старшего курса, который работает у Чета и, по-видимому, будет моим помощником.