Пикник на Аппалачской тропе
Шрифт:
Деньги за машину и расходы по ней идут за счет университета. Кроме того, университет будет платить мне суточные примерно в том же размере, которые я получал бы, если бы ехал за счет Академии наук СССР.
Весь второй и третий день ушли на оформление финансовых и автомобильных дел. К работе по-настоящему приступил второго сентября. На основании того, что сделано ребятами Чета с моим керном льда, думаю составить программу работ для себя и помощника, бывшего хозяина «пинто». Его зовут Ричард. Или просто — Рик.
Третьего сентября, в пятницу, кончили работать рано, молодые преподаватели привезли на работу бочонок пива и устроили традиционную вечеринку под названием пивной семинар. На этот семинар приглашаются и студенты.
На другое утро поехал в центр университетского городка. Там должен быть праздник начала учебы. Вот что я там увидел. Огромное безлесное пространство в центре университетского городка представляло собой просто подстриженный луг, в центре которого было озеро. На берегу его стояли непонятно откуда взявшиеся три белые мраморные древнегреческие колонны и еще две, не до конца сохранившиеся. Оказалось, что эти колонны куплены в Греции, распилены и привезены сюда, к озеру университета. Правда, подойти к колоннам было нельзя, они были загорожены заборчиком, за которым готовились к выступлению артисты. Около двух десятков огромных черных динамиков с обеих сторон сцены странно диссонировали с белоснежными колоннами на фоне зелени. А за ними, по ту сторону голубой воды озера, на пригорке еще более странно выделялись серовато-кремовые, странной формы, невысокие, похожие на ритуальные здания университета. Перед загородкой уже сидели, ходили, смеялись сотни и сотни счастливых студентов. Почти у каждого был стаканчик с пивом, а вверху, на холме, вдалеке от эстрады стояли, как у нас, грузовики с бутербродами, жарилось мясо, продавалось из бочек пиво. Да, да, из бочек, потому что приносить что-либо в стеклянной посуде на эту площадку запрещено. На всех путях подхода стояла полиция университета, и полицейские спрашивали всех, есть ли у них стеклянная посуда. Если отвечали — «да», то тебе предлагали не идти дальше. Правда, когда я тоже сказал «да» и показал бутылочку пива, — я, как все, нес с собой бутерброды в коричневом бумажном мешочке и потрепанное зеленое солдатское одеяло, которое нашел в багажнике своей машины, — мне разрешили взять ее с собой с обещанием принести обратно. По-видимому, мой профессорский вид помог мне. Ну а потом начался концерт, который длился до вечера, и фейерверк, причем ракеты рассыпались в точности такими же звездочками, как у нас в Москве.
Передаю слово дневнику.
Воскресенье, 5 сентября.Вечер. Привыкаю к местному времени. Весь день писал письма, нарисовал этюд под названием «Бульвар Ниагарских водопадов». Завтра утром к 9.30 поеду к Чету домой первый раз, а оттуда на его машине мы поедем куда-то на карнавал-фестиваль, где будет парад оркестров. Ведь завтра хоть и понедельник, но не рабочий день, а праздник под названием День труда.
Уже можно ответить на вопрос: «Как встретили, как относятся?..» Встретили очень хорошо, хотя и по-деловому, без приглашений домой. Правда, Чет извиняется, что у всех первая неделя учебы очень тяжелая.
Буффало — это «польский» город, здесь, по-моему, каждый третий — поляк, и я сначала думал, что в связи с борьбой правительства Польши против профсоюза «Солидарность» — за «здоровье» которого по вечерам светятся в окнах многих домов горящие одинокие свечки, — у меня могут быть неприятности. Но этого не происходит, наоборот, так далеко от Европы все мы — русские и поляки — воспринимаемся здесь всеми почти как родственники. Обычно когда поляк подходит ко мне, то говорит с робостью, что его польский язык имеет много общего с русским. Конечно, по сравнению с английским языком и обычаями у нас много общего, и это всем импонирует. Поэтому пока у меня никаких проблем. Хотя в целом отношение более прохладное, чем было в прошлое мое посещение. Хотя грех так говорить: прожил в стране всего только три дня, и тебя за это время обеспечили всем необходимым для работы и жизни, вплоть до автомобиля. Только что постучался хозяин и поставил на стол тарелку с жарким. Сколько я ни отказывался — пришлось оставить. Он считает, что меня, как одинокого мужчину, надо подкармливать домашними ужинами.
Дан сказал также, что, если я завтра вечером рано вернусь, они меня приглашают на пиво и «бифштексы на углях» на лужайке за мотелем.
7 сентября, вторник.Вчера весь день в разъезде… С утра — к Чету домой, там позавтракали и поехали на праздник День труда в городок Клермонт в 20 милях от нас. Маленький городок. Когда мы приехали, оказалось, что он уже заполнен зрителями так, что негде приткнуться: дети, старики, все население вышло на тенистые от огромных вязов улицы. Парад в честь праздника выглядел так: сначала шли ветераны, потом пожарные команды различных городков в пешем строю, каждая со своим духовым оркестром, потом была огромная, двигающаяся шагом колонна пожарных и полицейских машин, которые гудели, ревели сиренами и мигали всеми возможными огнями, а потом опять шли оркестры и знаменосцы. Так странно, на вывернутых не по-нашему руках, ладонями от себя, несли флаги и знамена пожарных и полицейских команд. Странной была и маршевая «мелодия» бесконечных барабанов: «там-там» — и пауза, «там-там» — опять пауза, а потом подряд: «Там-там, там-там, там-там» и опять пауза, а потом — все сначала.
«Ну, а что вы думаете о привидениях?»
Переезжаю в мотель Френка-«гангстера». Люди у костра. «Ну а что вы думаете о привидениях?» Посещение концертного зала. Что едят в Америке осенью. Безутешная дочь хозяйки мотеля…
Снова дневник.
9 сентября, четверг.Уже одиннадцать дней, как я улетел из Москвы. По-видимому, начинается новая страничка моей жизни здесь. Дело в том, что, просчитав все мои расходы, связанные с починкой и эксплуатацией автомобиля, и расходы по оплате довольно дорогого мотеля «Мавританский двор», я понял вдруг, что собственно на жизнь здесь у меня не остается денег. Не говоря уже о сбережении для покупки подарков домой. Поняв это, я даже проснулся в середине ночи и никак не мог уснуть. Решил, что лучше, вернее будет, если я перееду в предельно дешевое место для жилья, чтобы компенсировать университету расходы по машине. На другой день я сказал об этом Берни. Он все понял, одобрил идею, связался по телефону с одним из мотелей, и вот я уже разговариваю с похожим на гангстера коротеньким толстым человечком. Огромная одутловатая нижняя челюсть, кусочек недокуренной сигары в углу рта. Объясняю, в чем дело.
— О! Никаких проблем, как раз сейчас освобождается одна из комнат. Номер двадцать три. Хотите посмотреть? Джим, отвези мистера, — улыбается «гангстер».
Джим, длинный, худой как щепка негр лет двадцати, влез в похожий снаружи на кучу металлолома грузовик, и мы поехали. Собственно, место, куда мы ехали, было всего метрах в двухстах от офиса, но американец, если рядом машина, как правило, обязательно едет, даже если ему при этом надо сделать километровый объезд.
Помещение мотеля, куда мы приехали, представляло длинную, сделанную из красного кирпича одноэтажную постройку — ряд приставленных друг к другу комнат. Вдоль фасадной стороны шел узенький тротуарчик шириной полтора метра, приподнятый над гравийной дорогой, на которой против каждой комнаты стояла машина. Прямо на тротуарчик выходили двойные, хотя и легкие, двери и окна. «Моя» комната мне понравилась сразу. Маленькая, но двухконфорочная электрическая плита, раковина, шкафчик для посуды с тремя чашками, сковородой, кастрюлькой и набором ножей и вилок, рядом с плиткой — кухонный столик и умывальник с зеркалом. Под плитой — холодильник. Справа от умывальника и кухоньки (она так и называется — китченесс, уменьшительное от английского слова «кухня») выступает в комнату отсек туалета-душа. Надо добавить лишь, что на полу лежит толстый коричневый ковер и в комнате есть еще два стула и кресло. Ну а на переднем плане — большая двуспальная кровать с одеялом и двумя, хотя и маленькими, подушками.
Когда мы вновь приехали к «гангстеру», я узнал цену и согласился сразу. Плата была почти в три раза меньше, чем в «Мавританском дворе».
— Нельзя ли подержать комнатку? Я, по-видимому, должен дожить вторую неделю на старом месте. Там понедельная оплата.
— Когда кончится ваша вторая неделя на старом месте? — спросил «гангстер».
— В воскресенье, в полдень. Мне не хотелось бы платить два раза, но с воскресенья я заплачу сразу за месяц.
— О'кей, сэр! Платите деньги — и комната ваша. Я записываю ее вам с воскресенья, но она будет готова завтра утром, можете переехать туда сразу. В этой комнате хорошая обстановка, и нам не хотелось бы отдавать ее случайным однодневным постояльцам. Они портят мебель, воруют посуду и все, что можно незаметно стянуть…
Когда я заплатил деньги, получил чек и ключи от номера и уже уходил, «гангстер» крикнул вдогонку:
— Сэр, возьмите мою визитную карточку. Здесь написана моя фамилия. Но зовите меня просто Френк. Если что нужно — я целый день здесь.
Сразу от Френка-«гангстера» я поехал в «Мавританский двор». Объяснил хозяйке, что ее мотель и она сама мне очень приятны, но ее мотель мне не по карману. Она все поняла:
— Конечно, Игор, было бы безумием для вас жить в таком дорогом мотеле все шесть месяцев. Когда вы можете переехать на новое место?
Я сказал, что могу переехать хоть завтра, но понимаю, что мы договорились о понедельной оплате, так что готов заплатить за всю вторую неделю, хотя сегодня и идет лишь второй день.
— Нет, Игор, вы не знаете порядков. Когда я договариваюсь о понедельной оплате, я имею в виду, что постоялец платит полностью за первую неделю, а потом он может съехать, когда пожелает. Вы можете заплатить только за два дня, если вы переедете завтра до одиннадцати утра. Хотя нам жалко терять вас. Муж будет очень расстроен.