Пилигримы проклятых земель
Шрифт:
Неведомый противник находился где-то наверху, ну или по крайней мере значительно выше уровня пола. Смекнув это, я почти наугад дал очередь из АКМСа поверх крыши «302-го». Краешек глаза царапнуло едва заметное движение, вот и всадил туда почти полрожка. Мой залп оказался очень кстати, так как именно он и приговорил прыгнувшую сверху тварь.
Нестеров оттолкнул нас, да так резко и сильно, что мы с Лизой не удержались и повалились на пол. Я снизу, она на меня. Буквально через мгновение после этого прямо перед нашими лицами рухнула покрытая облезлой черной шерстью, жутко смердящая туша.
Цирк-зоопарк,
– Задело? – Анатолий истолковал мой рык по-своему.
– Пальцы, блин… – процедил я сквозь зубы.
– Хорошо, что не задело, – майор помог нам подняться. – А то гляди, зараза какая! Почище трупоедов будет.
– Собака что ли? – озадаченно протянула Лиза. – Большая, на овчарку похожа.
– Была собака, – милиционер кивнул. – А теперь вот…
На то, во что псина превратилась теперь, было действительно жутко глянуть. Нет, овчарка не мутировала, как могло показаться на первый взгляд. Ее просто сожрали и продолжали жрать до того самого момента, пока мои пули не прервали этот кошмар. Какая-то тварь сидела внутри собаки, натянув на себя все ее тело, как рак-отшельник натягивает раковину. Из собачьего брюха торчали восемь длинных крабьих лап, а прямо из расколотого черепа большой круглый глаз на ножке.
Это было мерзко, просто мерзко. А вот что по-настоящему вызывало оторопь и даже заставляло побежать по спине некий ледяной холодок, так это дыра в груди почившего четвероногого друга человека. Она уходила вглубь собачьего тела покатой воронкой, все стенки которой покрывали плоские, похожие на лезвие бритвы резцы. Подчиняясь предсмертным конвульсиям, внутри воронки елозил длинный как бич раздвоенный язык. Как я догадался, именно этим орудием тварь и хватала свои жертвы, затягивала внутрь пасти и уже там перетирала, перемалывала, высасывала все соки. Хорошенькая перспективка, особенно если учесть, что в эти жернова, пожалуй, влезет целая человеческая голова.
– Что за стрельба? – из люка БТРа показалась перемотанная какой-то тряпкой голова подполковника ФСБ. Не смотря на свое пришибленное состояние, Леший сразу оценил обстановку и, не дожидаясь ответа, прогудел: – Территорию надо зачищать. Мне что ли вас учить!
– Ты там варежку не разевай, – я счел своим долгом предупредить приятеля. – Эта штука с крыши БТРа сиганула, а туда, как видно, со штабеля перебралась. Так что…
– Да понял я, – Андрюха уселся в люке и, держа автомат наготове, оглядел верхнюю часть покосившегося от удара пакета пиломатериалов.
– Ну как? – Нестеров дал чекисту всего несколько секунд.
– Здесь чисто, а дальше стеллажи идут. Не поймешь… Темно там.
– Надо осмотреть. А то потом можно и геморрой на свою голову получить, – Анатолий поглядел на меня, как бы ожидая поддержки.
– На жопу.
– Что на жопу? – не понял милиционер.
– Геморрой можно на жопу получить, а не на голову.
– Шутим значит? – майор поудобней перехватил автомат, всем своим видом показывая, что только он один тут и занимается делом, а все остальные страдают от эпидемии инфекционного дебилизма. – Мы, между прочим,
– Вот я и говорю, только шутить и остается.
Видать на роже моей нарисовалось полное понимание ситуации, и Анатолий слегка остыл. Чтобы хоть что-то сказать, замять идиотскую вспышку гнева, Нестеров сменил тему:
– Как тварь эта называется? – майор пхнул носком сапога только что убитое страшилище в собачьей шкуре.
– Почем мне знать, – признался я честно. – Цирк-зоопарк, первый раз такое вижу!
– Орлова, ты в точно такого же стреляла? – милиционер покосился сперва на Лизу, а затем в темноту ангара, где виднелся разваленный штабель из банок с краской.
– Не знаю, Анатолий Иванович, – моя подруга пожала плечами. – Говорю же только глаз видела. Он в темноте светился.
– Значит такой же, – милиционер указал стволом на уткнувшийся в бетон пола здоровенный глаз на тонкой, словно телескопической ножке. – Выходит этих тварей тут в округе хватает.
– Вот что, други мои… – в разговор вступил я. – Вы о зачистке пока забудьте. – Переведя взгляд на, в конце концов, подковылявшего Лешего, я повысил голос: – Слыхал, контуженный? Война отменяется! Хватит здесь шум поднимать и всю округу на уши ставить.
– А если попрут? – Андрюха потряс головой, растормаживая мозги.
– Вот когда попрут, тогда и будем разбираться. А сейчас по-тихому организуйте круговую оборону. Я же пойду гляну что с машиной.
– Хана машине, – Леший поглядел на изувеченный БТР. – Я заметил, башню перекосило, а значит заклинило. Движок скорее всего сорвало. А о ходовой и вспоминать страшно.
– Вот и не вспоминай, – я зашипел, как вода на разогретой сковородке. – Твое дело наши задницы прикрывать, а железо мне оставь.
– Плиз-з, сэр, оно в полном вашем распоряжении, – Андрюха сделал нескладный шаг в сторону, открывая мне путь к разбитой «восьмидесятке».
– Да уж, в моем! В чьем же еще?
Именно с этим вздохом я взялся за осмотр железного пациента. А впрочем нет, никакого не пациента, а раненого компаньона, товарища, друга. Вместе мы уже столько прошли, пережили, выдержали, что всего и не припомнить. Конечно чаще всего «302-ой» закрывал меня своим бронированным телом. Однако время от времени и мне приходилось залечивать его раны. Вот как теперь. Теперь… я поглядел на машину, погладил ее по грязному обдертому борту и подумал, что теперь все гораздо хуже и сложней. Теперь о лечении разговор не идет. Теперь следует совершить обряд воскрешения из мертвых.
Первое что бросилось в глаза была башня. Этот глазастый Леший оказался прав. Действительно, есть перекос. Это было хреново, даже супер хреново. Заклиненная башня это крест на пулеметах, крест на возможности защищаться. Подумав о защите, я сразу вспомнил об энергетическом щите. Цирк-зоопарк, а ведь верно подметил… именно так… вспомнил. О защитной установке теперь действительно можно было только вспомнить. Большая часть блоков бесследно исчезла, а оставшиеся были смяты и раздавлены, часть их словно дохлые крысы безвольно повисли на длинных хвостах, выдернутых из держателей кабелей.