Пилигримы
Шрифт:
– Благодарность дело хорошее, – наставительно заметил Самуилу шевалье, – но для дела лучше, когда она выражается в звонкой монете.
– А о какой сумме идет речь, благородный Герхард?
– Мне потребуется три тысячи на расходы и подкуп влиятельных лиц, но это только первый взнос. Думаю, в пятнадцать тысяч мы уложимся.
– Это очень большая сумма, – вздохнул сириец. – С меня потребуют гарантий.
– Давай договоримся так, почтенный Самуил, ты соберешь деньги и будешь хранить их у себя. Если через месяц французы не покинут Антиохию, ты вернешь денарии
– Хорошо, шевалье, – сверкнул глазами купец. – На такие условия я согласен.
Три тысячи денариев он отсчитал Лавалю в тот же вечер, так что Герхарду было чем порадовать приунывшего Вальтера. Валенсберг явился на встречу со старым другом в подавленном состоянии. Он успел поссориться со своим благодетелем Альфонсом де Вилье, буквально осатаневшим от ревности.
– Ты что, соблазнил его жену, благородную Констанцию?! – ужаснулся Лаваль.
– Разумеется, нет, – залился краской алеман. – Я просто вступился за честь благородной дамы.
– Похвально, – одобрил его действия Герхард. – А к кому он ее приревновал?
– К скифу, – вздохнул Вальтер. – Но я точно знаю, что благородный Олекса приходил во дворец, чтобы повидаться с Аделью, дочерью барона де Русильона.
– Он что, влюблен в нее?
– Да.
– А она?
– По-моему, отвечает взаимностью, хотя у нее есть жених, благородный Рауль де Сен-Клер. Право, все это так неловко.
– Ты говорил Альфонсу, что скиф охотиться хоть и в его угодьях, но на залетную дичь?
– Я не мог подвести девушку, – вскинулся Вальтер. – Но я дал ему слово рыцаря, что его жена чиста как ангел.
– А что Альфонс?
– Он назвал меня простаком, не видящим дальше собственного носа.
– Дальнозоркий, судя по всему, человек, – сделал вывод Лаваль.
И, как вскоре выяснилось, не ошибся. Барон де Вилье действительно разглядел нечто такое, о чем даже не подозревали доблестные французские мужи, занятые в основном охотой и попойками. Тяготы беспримерного похода отразились на их умственных способностях столь ужасающим образом, что на все намеки несчастного Альфонса по поводу поведения их жен, они отвечали только пожатием плеч да идиотским смехом.
– Но это же разврат, благородный Герхард! – всплеснул руками доведенный до отчаяния правдолюбец.
– Согласен, – мрачно кивнул Лаваль. – К тому же соблазн для других.
– Ты был женат, шевалье?
– Был, – горестно вздохнул гость благородного Альфонса. – Но вынужден был просить развод у папы Евгения из-за неподобающего поведения жены.
– Вот, – ткнул пальцем в притихшего Вальтера барон де Вилье. – А ты мне твердишь о благородстве дам.
– Молодость, – посочувствовал алеману Герхард. – Чтобы увидеть чужое коварство, нужно обладать твоим опытом и умом, благородный Альфонс. Но увидеть мало, надо еще и предотвратить.
– Ты думаешь? – задумчиво почесал переносицу барон.
На эту встречу Лаваль напросился сам, в надежде, что недалекий Альфонс давно уже забыл историю многолетней давности, случившуюся к тому же в Триполи, а не в Антиохии. И оказался прав в своих расчетах. Для барона оказалось достаточно рекомендации Вальтера фон Валенсберга, чтобы пустить незнакомого человека в свой дом. К слову, один из лучших в Антиохии. Надо отдать должное Раймунду де Пуатье, он хоть и лишил свою падчерицу власти, но в средствах ее не стеснял. Благородную Констанцию окружал целый цветник из дочерей местных баронов, что, конечно же, не могло не привлекать к ее двору взоров как местных, так и заезжих шевалье. Они слетались сюда как коршуны на добычу, лишая душевного спокойствия ее мужа Альфонса.
– Благородная Констанция кладезь всех добродетелей, – не удержался от замечания упрямый алеман.
– Добродетель тоже подвержена соблазнам, – наставительно заметил Герхард. – Ибо грешницами не рождаются, ими становятся под воздействием дурных примеров. А ведь им несть числа, неправда ли, благородный Альфонс?
– Только тебе, Герхард, и под очень большим секретом, – произнес почти шепотом барон де Вилье. – Я знаю дом, где дамы предаются блуду с наглыми шевалье. Возьми хотя бы этого мальчишку, Луи де Лузарша, ведь у него еще молоко на губах не обсохло, а он уж ввел в грех женщину, известную своим благочестием.
– Надеюсь, ты не королеву Элеонору имеешь в виду? – ужаснулся Лаваль.
– Нет, – покраснел Альфонс. – Герцогиню Бульонскую. Я хотел было намекнуть ее мужу на недостойное поведение жены, но, по слухам, герцог очень вспыльчивый человек. Чего доброго, он убьет мальчишку, а грех смертоубийства падет на меня.
– Да, – покачал головой Лаваль. – Вот так всегда. Честные совестливые люди молчат, а тем временем дьявол собирает жатву из падших душ.
– Но у меня нет полной уверенности, – залепетал покрасневший Альфонс. – Быть может это просто случайность.
– Конечно случайность, барон, – саркастически скривил губы Лаваль. – Благородная дама уединяется со смазливым пажом в тихой уютной усадьбе, а умудренный опытом человек мучается сомнениями.
– Он не паж, а оруженосец Раймунда, – развел руками Вилье.
– А граф знает о похождениях своих оруженосцев?
– Увы, – крякнул с досады Альфонс. – Он потворствует им.
– Тогда почему ты медлишь, барон? – воскликнул Лаваль. – Ты ведь знаешь имя человека, соблазняющего твою жену?
– Он не ее соблазняет, а прекрасную Адель, – не выдержал Вальтер.
– Скиф охотится за двумя голубицами сразу, – сделал вывод Лаваль. – А благородный Альфонс не сделал ничего, чтобы ему помешать.
– Я что же, должен его убить?! – возмущенно выкрикнул барон.
– Не убить, благородный Альфонс, а женить на той самой Адели, к которой якобы лежит его душа.
– Без согласия отца девушки? – удивился барон.
– Ты слишком совестливый человек, Альфонс, чтобы сохранить семейное счастье. Любой муж на твоем месте, не моргнув глазом, убил бы наглого молодчика, а ты не решаешься его женить. Это даже не смешно, мой друг. По-твоему, будет лучше, если благородные Олекса и Адель будут и дальше предаваться блуду, вводя в смущение твою жену.