Пилот Хаоса
Шрифт:
— Корабль-эскорт Союза, мы получили сигнал бедствия и требуем подтверждения.
Голос ронина, прозвучавший по связи, не оставил у Палатона ни малейших сомнений. Палатон заставил себя решительно ответить:
— Отвечаю ронину. У меня были затруднения, но теперь все в порядке.
Ему отчаянно хотелось спросить, где он находится и сможет ли сесть на их территории, но Палатон знал, что не посмеет обнаружить свою слабость перед ронином. Он стал ждать ответа.
Его заявление было встречено молчанием. На экране было видно, как корабль стал разворачиваться. Палатон устало следил за ним.
Корабль повернулся к нему даже
Корабль ронинов скользнул в сторону, уклоняясь от длинного залпа. Палатон мрачно улыбнулся. По крайней мере, они поняли, что он не собирается шутить. Должно быть, сейчас они размышляют, насколько он болен и как долго сможет вести бой.
Палатон либо находился на территории ронинов, либо так далеко, что вряд ли кто-нибудь услышит о случившемся. Ронинов ничто не сдерживало.
Корабль вздрогнул, когда ронины выстрелили в ответ. Датчики показали, что повреждение незначительно — у одной из задних боевых рубок — и Палатон нехотя принялся за оборонительные маневры. Сигнал о нехватке топлива отчаянно выл. Ронин выстрелил еще раз. Торпеда скользнула мимо, не причинив вреда, взорвавшись у кормы и рассыпая вокруг осколки.
Палатон не мог оторваться от противника, поэтому принял решение и резко выключил двигатели. Корабль повис на месте. Палатон знал, что датчики ронинов зафиксировали внезапное прекращение работы двигателя. Он следил, как они приближаются. Ронины хотели не просто догнать или убить его — он им был нужен живым.
В этом и состояла разница между ними и Палатоном.
Глядя в экраны заднего вида, он заметил, что корабль ронинов приближается. Палатон сжал зубы, еще раз посмотрел показания и в одном залпе израсходовал весь свой боезапас. Ответом ему была оранжевая вспышка.
Его корабль вздрогнул и задергался, когда его достигла ответная волна. Все же Палатон проверил результаты своей работы.
Обломков осталось совсем немного. Это можно было назвать военным действием — если о нем кто-нибудь узнает. С мрачным удовлетворением он проложил курс в системе, надеясь проследовать по нему прежде, чем корабль остановится. Курсанты часто говорили о полете с помощью крыльев и молитв, и именно это сейчас собирался проделать Палатон.
Дрожащей рукой он провел по лбу — лоб горел. Боль в правой руке была настолько сильна, что оба локтя не разгибались, мышцы превратились в жесткие канаты. Палатон согнул руку, приложив ее к груди и согревая. Он уставился на крошечные искры на экранах, призывающие его к осторожности. Он надеялся, что у колонии есть космопорт, и молился, чтобы она не оказалась колонией ронинов. Свет в кабине погас, заменившись тусклым отблеском вспомогательного освещения — системы понемногу выходили из строя. Корабль попал в спиральный нисходящий поток, направленный к желтому солнцу.
Он начал молиться и не помнил, когда впал в болевое оцепенение.
На него смотрел Вездесущий Бог. Его величественный роговой гребень окружали серебряные завитки волос, глаза были темными и блестящими.
— Вот это да, — произнес он, и вокруг его смеющихся глаз показались морщинки — такие же, как вокруг рта. — Ты проделал долгий путь. — Он говорил на языке чоя со странным
Палатон попытался заговорить, объяснить ему. Все его кости изнывали от боли, глаза было трудно держать открытыми.
— Я сгорел, — пробормотал он. — Потерялся в Хаосе… четыреста… сгорел.
— Мы уже достаточно услышали об этом, — произнес Вездесущий Бог. — Что бы ты ни хотел нам рассказать, ты всегда сумеешь сделать это позднее, — и добавил на трейде: — Клео, принеси сюда влажные повязки.
Влажная, прохладная ткань легла на его конечности, постепенно прекращая болезненные судороги, пока Палатону не показалось, что он лежит в детской колыбели, наполненной листьями и травами, сминающимися под весом его тела и источающими тонкий аромат. Еще одна фигура попала в поле его зрения — человек, крупная женщина, со смешливыми морщинками вокруг блестящих голубых глаз. Палатон поднял руку.
— Глаза… — еле выговорил он.
Женщина широко улыбнулась.
— Мои, — ответила она. — Вот и первый комплимент. Это лихорадка. Вскоре к тебе вернутся чувства. Тезар делает комплименты человеку — до чего мы дошли! — она ласково рассмеялась, и Палатон понял, что женщина шутит над ним.
Руки, поддерживающие его голову, опустились, укладывая его на подушку, привычную для чоя. Палатон моргнул.
— Ты не… Вездесущий Бог…
— Клянусь поворотом Великого Круга, нет! И даже не претендую на это звание. Нет, дитя мое, я всего лишь старый тезар, но ты в надежных руках. А теперь спи, ибо тебе предстоит многое узнать — все, что я смогу рассказать тебе.
Сухие, мозолистые пальцы плотно закрыли его глаза и несколько секунд придерживали веки.
Этого было достаточно, чтобы Палатон погрузился в глубокий, целительный сон.
— Я должен был умереть, — произнес Палатон, и его голоса показались неестественно гулкими в тишине. Прохладная ткань легла ему на лоб, и он не успел увидеть, с кем разговаривает, хотя из вежливости воспользовался общепринятым языком, трейдом.
— Подожди немного, — ответила женщина. Он слышал, как она ходит по комнате. — Вероятно, это от тебя не уйдет. — Ткань убрали с его лба и заменили другой, Палатон успел заметить только размытые очертания женской фигуры. — Разумеется, мне было бы странно тратить столько времени на возню с трупом.
Палатон слушал, как она ходит и переставляет какие-то предметы. Она не обладала грацией чоя, как, в прочем, и большинство народов.
— Сколько я пробыл здесь?
— Около четырех дней. — Пауза. — Все это время я слышала, как ты бредишь, но теперь говоришь вполне здраво.
— Совершенно, — подтвердил Палатон.
— Хорошо. Тогда я позову Дамана. Он не дождется возможности поговорить с тобой.
Палатон услышал и почувствовал, как изменилось давление в комнате и заработал моторчик. Значит, снаружи плохой воздух? Или просто неподходящая атмосфера? Где он оказался? В чьи руки попал? Повернув голову, Палатон обнаружил, что его руки лежат вдоль тела и привязаны к нему. Он повертел головой, пока компресс не соскользнул влажным комочком со лба. Палатон уставился перед собой, растерянно моргая, чтобы прояснить зрение.