Пилот на войне
Шрифт:
Кстати, плановый ремонт после попадания термоядерной торпеды — вот уж нонсенс так нонсенс! Что чинить прикажете? Космическое эхо?
Так что «Пересвет» на орбите послужил тяжелым камнем на весах скептиков, которые в ядерную атаку не верили.
Кое-что могли порассказать работяги да инженеры орбитального дока № 249, где линкор проходил терапию. Но в те дни весь личный состав вкалывал без увольнительных, потому что неповрежденных ремдоков первой категории на орбите было всего три штуки, а очередь на ремонт растянулась, как в винный магазин после отмены пятивекового сухого закона в субдиректории Суоми.
То есть даже подписки о неразглашении не требовались. Потому как ребята всю дорогу в космосе и ни с кем не общаются.
Было о чем поговорить и о ком поволноваться, кроме очередного вымпела в ремонте!
Главная тема упала в плодородную почву, когда мы вернулись с Грозного, а за нами на космодром Глетчерный пошли садиться один за другим шестнадцать магистральных танкеров с люксогеном!
Тут не только военные профессионалы, но и последняя сопливая буфетчица в Городе Полковников сообразила, что вот-вот начнется генеральное наступление. Только острейший люксогеновый голод до сих пор блокировал несгибаемое намерение Генштаба завершить войну одним ударом. Не справлялись мощности заводов в метрополии, не успевали вырабатывать стратегический ресурс.
Ревенко на космодроме, прямо после прибытия, когда первый люксогеновый танкер встал под разгрузку, заняв километровой тушей заметную часть горизонта, подошел ко мне и сказал:
— А помнишь, Андрей, какие кипели страсти насчет ввода в строй новых заводов синтетического люксогена? — Он уже освободился от «Гранита», вовсю потягивался и разминался, а от летной поддевки валил пар.
Техник, подскочивший ко мне, перебил Артема.
— Вас, товарищ лейтенант, здесь развинчивать, или пройдете в капонир? А то холодно, а вы в комбинезоне.
Я махнул рукой: развинчивай! И поглядел на предусмотрительно поданный мобиль с рундуками под скафандры, который как раз выруливал на площадку. Сюда же торопились тягачи, оттаскивать флуггеры в ангар. Словом, было шумно, людно и холодно.
— Не помню, Артем. — Ответил я, освободившись от шлема и тут же залепив лицо дыхательной маской. — Я тогда в Академии учился, а там не больно-то до политики.
Ревенко оттянул край маски и зло плюнул на бетон.
— Твою дивизию! Всё забываю сколько тебе лет! Ух, как же я зол! Сколько было таких вот умников на гражданке! Нахрена новые заводы? Люксоген в Конкордии купим — дешевле и качественнее! Нахрена столько новых звездолетов? Линкор на хлеб не намажешь! Нахрена новые пушки? Свернуть программу к червонной матери! Такая нагрузка на бюджет! Вон у нас сколько пушек, мы их что — кушать будем? Козлы, твою мать, не могу! Взяться за головку и подумать, что не бывает много оружия, когда припечет! А что припечет, так это дураку было ясно! Вопрос только когда? Мы теперь из-за этих ублюдков мудохаемся тут…
— Это да! — Поддакнул парень с нашивками мичмана техслужбы, разбиравший нагрудник. — Поднимите руку, товарищ лейтенант… Как там было?.. «Государство, не могущее обеспечить себя люксогеном, не может считаться серьезным субъектом астрополитики»! Не помню, кто сказал.
— Адмирал Рокотов. — И Ревенко опять сплюнул.
— Ты бы того, Артем, не стоял тут на ветру в комбезе. Минус девять, а ты весь потный. Вот отморозишь что-нибудь ценное, кто тогда воевать будет? — Сказал я, глядя на заиндевевшую поддевку.
— А! — Ревенко махнул рукой. — Вот загремлю в госпиталь с воспалением легких, так хоть отосплюсь!
— Это вы, товарищ старший лейтенант, зря! — Мичман растворил нагрудник и мое распаренное тело немедленно пронзили тысячи ледяных стрел. — С воспалением вас за два дня залатают. Разве выспишься за два дня?
— Какие все умные! — Артем развернулся кругом и замахал руками водителю проезжавшего мимо погрузчика. — Стой, брат! Подвези до капонира!
М-да, тащиться пешком почти километр было нездорово. Я прикинул, что не поспею за Ревенко, и принялся оглядываться, кого бы оседлать.
В этот момент вселенную затопили низкие вибрации такой силы, что задрожал бетон. Из-за танкера в жалком полукилометре от земли показался линкор, прицелившийся на посадку.
Его могучее брюхо исторгало шестнадцать огненных столбов из маневрово-посадочной группы и никак не кончалось. Исполинский бронированный ромб проплыл чуть в стороне от нас, учинив небольшой ураган — снег вздыбился, закружил смерчами, залепляя глаза.
Я откашлялся, протер лицо.
— Азартные гады! — Восхитился техник.
— Именно что гады. — Сказал я, отряхиваясь. — Какой кретин разрешил вот так сажать линкор? А ну как у него дейнекс-камера сбойнет? Ведь чуть ли не по головам прошелся! Да на такой высоте!
— Не сбойнет. — Сзади подошел инженер-капитан, надо полагать, ответственный за приемку наших «Дюрандалей» после вылета. — У этого ничего не сбойнет. Это «Сталинград»! Только что с Земли, свежайшая машина!
— «Сталингра-а-ад»… — протянул ваш покорный слуга благоговейно.
— Давай, лейтенант! — Инженерская рука гулко хлопнула меня по плечу. — Вали в базу, простынешь! И чего вам неймется? Раздевались бы под крышей, как положено! Вон мой мобиль, прыгай, подвезет. Эй, Мелихов! Отбуксируй лейтенанта до дома!
Это он водителю.
Спасибо огромное, товарищ инженер-капитан! Спасли!
Мы ехали к бетонному восьмиугольнику — тому самому, что принимал нас в ночь перед битвой за Глетчерный. А мимо в направлении «Сталинграда» маршировали военфлотцы, целая колонна. Впереди — капитан первого ранга в парадной шинели, фуражке, с мечом через плечо. За ним следом — два знаменосца с Андреевским стягом и двуглавым орлом совершенно римского вида: золотая фигура на древке держит в когтях венок и табличку с названием и номером.
Следом звучно били взлетку левой-левой две сотни башмаков. И неслось над космодромом:
— И тогда!
Нам Космос как земля!
И тогда!
Нам экипаж — семья!
И тогда любой из нас не против
Хоть всю жизнь служить на военфлоте!
Нам могучие нужны линкоры,
Всем врагам, какие есть, на горе!
Пусть горячим паром дышит радиатор,
Пусть стоят на вахте верные ребята!
И тогда!
Нам Космос, как земля!
И тогда!