Пилот особого назначения
Шрифт:
— Это, товарищ Дементьев, не от Х-матрицы. Это от… от… мля, кто как, а я заколебался сверх всякой меры! Адреналин аж сифонит! Как мы с той пещерки драпали! — Сказал третий, некто Алихан.
— Ага, я уж молчу, чего мы насмотрелись! А драпали груженые, как грузовой монорельс! — Не знаю, кто это сказал, так как размещался позади меня.
Когда осназ 92-ой отдельной роты принялся делить впечатления на всех, в салоне стало тесно. Уж очень здоровые мужики: физически и морально. Профессия «защищать Родину вручную» накладывает отпечаток. Если
А вообще, когда сошлись поближе, парни оказались золотые.
В тот момент «золотые парни» вопили все восторженнее — навь Х-матрицы схлынула, а на ее месте случилась радость: все живы, дело сделано, идем домой!
— Так, слушаем сюдой! — В голове выгородки встал Лев Степашин, выражением лица основательно выбивавшийся в диссонанс с общим весельем. — Сюдой, я сказал! Свиньин! Сюдой значит сюда! Все наобщались? Тогда встаем, колонной по одному в проход и — шагом марш.
— Ну что ты, отец-командир, такой серьезный!
— Да, в самом деле, нам до дома еще пиликать и пиликать, время есть, дай вздохнуть-то!
— Отставить! Я тебе дам вздохнуть! Пока не упакуете скафандры и личное оружие, не будете ни вздыхать, ничего! Командирам отделений через час представить формуляры на расход боеприпасов! — Он помолчал и добавил с заметной усталостью. — А мне еще отчет Иванову струячить… о проделанной работе… Да вдобавок тем, что с планеты натаскали, разбираться! Со скидкой на Х-матрицу десять минут даю, чтобы прийти в себя, и строимся!
В бронированный бок моего «Гранита» сунулся чей-то локоть. Я поворотил корпус насколько позволял скафандр и обнаружил, что сижу рядом с осназовцем, который улыбается во всю пасть.
— Малой! — Сказал он и протянул руку.
— Э-э-э… Андрей.
— Фамилия у меня — Малой. Сильвестр Малой. Сам понимаешь, что имечко выговаривать запаришься, так что лучше так — Малой.
— Очень приятно!
Фамилия подходила к облику только в виде оксюморона — парень был здоров и крупен, напоминая общим телесным впечатлением незабвенного квотермейстера дель Пино. Надо думать, кровавый Салман выглядел вот так лет двадцать назад.
— Во, погляди, Андрюха, что я нарыл!
Он протянул мне открытую ладонь. Трижды витая спираль диаметром буквально пару сантиметров, казалось, жила своей жизнью. Не то металл, не то минерал, тек внутренним светом, неуловимо меняя колер. Красиво.
— Это что такое?
— Это я подобрал на Беренике! — Пояснил он, будто надоедливому школяру. — Мы там наткнулись… ну, в общем, для простоты, на нечто среднее между складом и помойкой.
— Да ну! Чужаки?.. Они, да? — Я разволновался, так как во всей нашей компании этим чужакам я был самый не чужой.
— Ну ты догадливый! Они, кому ж еще быть?
Тут ваш покорный слуга разволновался еще хуже и отстранился насколько возможно далеко от непонятной штуковины.
— Ты что, хочешь сказать, эта фигня оттуда?! Ты ее сюда приволок?! За каким чертом?!
— Сам ты фигня! — Обида в голосе Малого зазвучала вполне явственно, и он убрал вещицу в набедренный карман. — Мировой сувенир! Колечко! Настюхе своей подарю, как раз на палец!
— Ты, Малой, точно псих! — Я постучал кулаком по шлему. — Ты собираешься подарить девчонке инопланетный артефакт?! А вдруг это бомба? Или он элементарно радиоактивен?! Или ядовит?! Ты вообще знаешь, что это такое?!
— Надо очень… чего там знать-то? Кольцо оно и есть кольцо, чо сразу: «Бомба, ядовит, радиоактивен»?! А сувенир-то мировой!
— Вот что я тебе скажу, друг: ГАБ пронюхает откуда это, отберет, да еще и по шапке получишь.
— Ништо… поди не пронюхает!
Так и поговорили.
ГАБ, конечно, пронюхало, о чем я догадался по лицу Малого, с которым мы встретились между вторым и третьим прыжком. Бывает такое застывшее выражение, когда лицо страстно желает дать кому-нибудь в морду, но некому.
Мы встретились по дороге из трапезной, когда шли с завтрака. Малой был закономерно грустный, и я его пожалел, начал расспрашивать и вот что он рассказал. Не про кольцо, нет — кому интересно, как его излаяли в Особом Отделе за проявленную тупость и мешочничество? Я думаю, что никому, тем более что справедливо излаяли.
А вот про дело на Беренике интересно.
Я историю запомнил, а когда очутился в каюте, занес ее в планшет для памяти. Потом, много лет спустя, мой старый планшет всплыл, а история вместе с ним.
Ровно тогда в голову пришла мысль написать эту книгу. Вот я и пишу, так что слушайте про Беренику от первого лица сержанта Малого.
Рассказ сержанта Малого
«Степашин-то наш… отец-командир, нет, не сломался. Просто стал как мешком ушибленный. А все отчего? А оттого, что баба.
Нет, Андрюха, не лыбься, все ты понял! Не он — баба, а довела его баба. Ему еще на Лючии наш комроты капитан Плахов говорил: „Лева! Девки, они как лошади! Капризные и подлые все, а красивые крайне редко. Те, что красивые, про свою редкость знают и пользуются, так что не надо им верить! Как старший по званию приказываю!“
А уж папе Леве девка досталась! Не приведи Бог! Видел фото — краси-и-ивая! Сил нет! Коса вот досюда, ноги, как у фигуристки, задница, все дела… а глаза бедовые и блядские. Самая опасная тварь.
Извела нашего папу! Не желает к нам на Грозный лететь! Почему не желает? Так поди разбери!
Ну Лева и поплыл. Держится вроде, а голова плывет. И тут приказ: выступаем на Беренику. Нам в бой, а у командира мысли! Стало что терять — раз. Не поймешь: а она вообще с тобой, или как? — два.
На войне думать нельзя! Тем более, про такое. Ну да что я тебе рассказываю?! Ты истребитель, сам под Богом ходишь. Только задумался — сразу кранты.