Пилоты Его Величества
Шрифт:
«Хорошо, что он сейчас в воздухе! Как-то веселей», – подумал Нестеров, усаживаясь на сиденье и привязываясь специальным ремнем.
После короткой пробежки аэроплан круто пошел вверх. Вскоре он уже описывал над аэродромом круги на высоте в тысячу метров.
«Пора!» – подумал Нестеров. Мысленно он уже видел фигуру петли. «Альтиметр у меня в кармане куртки, он может выпасть и разбиться, когда я буду в положении вниз головой!» – мгновенно мелькнуло у Нестерова, и он сам улыбнулся этой нелепости.
«Надо сделать петлю так, чтобы ее очертания ясно видели от
Его «Ньюпор» вышел на прямую.
«Вот так надо начинать!..»
И вдруг почувствовал, что выключить мотор и ринуться вниз не так-то легко. Рука отказывалась сделать это простое и легкое движение.
– Инстинктивная боязнь опасности! – сказал Нестеров вслух и решительно протянул левую руку.
Мотор смолк. Аэроплан устремился носом к земле. Воздух засвистел в тросах крыльев. Этот зловещий свист все нарастал и переходил в визг.
Визг стал оглушительным, от быстроты падения кровь прилила к лицу, зашумело в ушах. Всем телом Нестеров ощущал, как вибрирует от страшной перегрузки аэроплан.
«Довольно!» – решил он и взял ручку на себя.
Аэроплан легко слушался рулевое управление. Нестеров запустил мотор. Аэроплан полез вверх.
«Круче, надо круче'» – подумал летчик и взял еще больше ручку на себя.
Земля исчезла. Перед его глазами только глубокое голубое небо.
«Не слишком ли я долго нахожусь колесами кверху?» – мгновенно подумал он и решительно еще раз взял на себя. Аэроплан плавно описал последнюю дугу вертикального круга, и перед глазами Нестерова выросла земля.
«Вот и все! – с облегчением и радостью подумал Нестеров. – Теперь на посадку».
Он выключил мотор и уверенной, четкой «нестеровской» спиралью повел «Ньюпор» к земле.
На душе у Нестерова стало легко, как бывает у человека, только что вышедшего из опасности. К этому примешивалось торжество победы, ему захотелось петь…
– «Из-за острова на стрежень…» – запел он свою любимую песню.
«А ведь альтиметр остался на месте! – подумал он и засмеялся. – Я сам все время чувствовал, как меня прижимало к сиденью. Значит, получилась точная, правильная петля».
А на аэродроме люди все еще не пришли в себя от удивления и ужаса.
Когда над полем пронесся чей-то испуганный крик: «Падает! Смотрите – он падает!» – сотни глаз устремились на аэроплан Нестерова.
Сразу же смолкли разговоры, смех – все, что за минуту до этого оживляло Сырецкое поле.
Несколько женщин истерично вопили:
– Падает! Падает!..
Серебряный крестик аэроплана почти по вертикали мчался носом к земле.
– Что он делает, безумец?..
– Сейчас рассыплется его «Ньюпор», конец, – сказал кто-то из летчиков, наблюдавших с перекошенными лицами за стремительным падением «Ньюпора».
На высоте около 600 метров «Ньюпор» вдруг выровнялся, загудел мотор.
– Ну, слава богу, выровнял!..
Весь аэродром вздохнул с облегчением, и снова с напряженным вниманием люди стали следить за нестеровским аэропланом.
– Да, но что он теперь делает, смотрите, смотрите! Он пошел свечкой вверх!
– Это какой-то сумасшедший!
– Он
– О ужас!
– Боже мой!
– Погиб!
Кто-то из летчиков, внимательно следивших за всеми движениями нестеровского «Ньюпора», сказал своему соседу:
– А знаешь, аэроплан ведь не падает, он летит! Даже в положении кверху колесами…
– Смотрите, как он вывернул его в пикирование!
– Вот он уже и планирует! Идет на посадку!
– Ура! Ур-ра! – закричали летчики и мотористы, когда аэроплан легко коснулся земли.
_ ура! _ подхватила публика.
Все бросились к «Ньюпору», уже замедляющему свой бег.
Нестеров не успел спрыгнуть на землю. Десятки рук подхватили его и понесли. Со всех сторон он видел дружеские, взволнованные лица, взлетающие в воздух шляпы, картузы, солдатские бескозырки. Совсем рядом ему улыбалось бледное от волнения лицо Василия Найденова, радостно горели темные глаза Абашидзе, воинственно торчали вверх усы моториста Нелидова.
«Вот кому я во многом обязан своим успехом, – подумал Нестеров о своем мотористе. – Мотор работал как часы!»
Нестерова донесли до крыльца дома дежурного офицера.
– Да здравствует Нестеров! – кричала толпа.
Петр Николаевич стал на ступеньке, его лицо было спокойным, и лишь некоторая бледность выдавала только что пережитое нервное напряжение.
– Спасибо, господа! – звенящим голосом крикнул он. – Большое вам спасибо. После такой встречи хочется сделать в сто раз больше, чем сделано. Благодарю от всего сердца!
Нестеров взял под козырек и вошел в помещение…
Письмо Нестерова жене
Дорогая моя Дина! Я, собственно, не знаю, сколько дней я в Петербурге, мне кажется, что очень мало. Сейчас выясним. В среду я приехал в Питер и представился генералу Шишкевичу. Когда я вошел в приемную, то там с генералом Шишкевичем во главе собрался весь штаб его, разговаривали с Самойло, который вылетел раз, и пришлось спуститься вблизи из-за снега (полетит второй раз). Конечно, встретили меня восклицаниями изумления, и генерал не мог не выразить своего восхищения и поздравил меня своим приветствием. Вообще, генерал очень любезен, и, кажется, денег я добьюсь, но не теперь, а в январе или вообще в начале года. Подаю докладную записку, а затем думаю сходить к начальнику Главного штаба.
Был я у Кованько в школе в Гатчине, на ужин попал случайно, и, конечно, меня очень приветствовали, то есть перевернули меня на руках. Все отмечают разно мою заслугу. Первое – это то, что я первый в России установил мировой рекорд, то есть как бы ни умаляли его значения, все же должны признать мою заслугу, как давшему имя Русской авиации.
В Гатчине пробыл сутки у Попова и видел аппарат Кованько (поручика), очень хороший, на нем летали Горшков и Стоякин, и мне предлагает тоже полетать, но погода неблагоприятная. Вчера я был у Суворина в редакции «Вечернее время», меня снимали в группе со всеми сотрудниками. В газетах мой портрет и вообще всякая ерунда.