Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том I: Россия – первая эмиграция (1879–1919)
Шрифт:
Мне стыдно за Гучкова, <…> и я не понимаю, как мог националист Шульгин решиться поднести царю на подпись акт отречения.
И далее:
Грядущий хам, пришествие которого предсказывали, уже пришел. Он был в вагоне царского экспресса, но в лице не того несчастного, пришибленного человека, который не знал, что ему делать, а в образе поборников монархии, которые подсунули ему акт отречения.
Адвокат-либерал, неожиданно проникшийся монархическими настроениями, даже упрекал тех двоих за то, что они могли бы в момент отречения «подумать и о судьбе бывшего царя и так легко устроить переезд его на автомобиле за близлежащую граничную черту» (Бор. Ор. 1926). Разумеется, все это объяснялось некой, что ли, гуманистической реакцией на последующую трагическую судьбу Николая И, расстрелянного вместе с семьей в ипатьевском доме, но сама по себе трогательная забота Грузенберга о последнем русском самодержце, не очень-то
В этом он был также резко несхож со своим оппонентом Рутенбергом, который, если верить его собственной статье «Два года назад» («Di varhayt» от 30 июля 1916 г.), 20 августа 1914 г. сделал в своем дневнике такую запись:
Русские генералы дегенерированы и столь же бесталанны, как и русское правительство. Они органически ничего не могут поделать. Русских будут бить, пока народ не организуется, т. е. пока не грянет революция. Она неизбежна. Уже не бомбой, а эшафотом рискует Николай. Чего я ему желаю от всего сердца, он это честно заслужил…
Разбирая данный «одесский эпизод», упоминавшийся выше
А. Рогачевский приводит найденные им в лондонском Национальном архиве донесения английских агентов, в том числе знаменитого Сидни Рейли 56, которые были запрошены британской разведкой подтвердить или развеять поступившие на Рутенберга из Константинополя два донесения-доноса. Поскольку речь шла о выдаче ему английской визы, распространявшейся и на въезд в Палестину, эта негативная информация, явно сфабрикованная чьей-то недоброй и мстительной рукой, приобретала для него крайне нежелательный характер. Впрочем, для человека компетентного не составляло особого труда доказать нелепость выдвигаемых против Рутенберга обвинений. С. Рейли, знакомый с Рутенбергом лично, без сомнения, был таким человеком.
Знакомство Рутенберга с Рейли произошло, по всей видимости, в Одессе, где последний выполнял функции английского агента в армии Деникина, снабжая информацией британскую делегацию на Парижской мирной конференции 57. Незадолго до того, как дать рекомендацию Рутенбергу, он сам был подвергнут той же процедуре проверки: на него, агента британской разведки, легло подозрение в работе на русских 58.
Кроме всего прочего, Рутенберг прислал Рейли свой цитировавшийся выше доклад-отчет Ж. Клемансо. На это прямо указывают некоторые заимствованные из него места в тексте Рейли, да и сам рутенберговский доклад без обиняков назван в нем (см.: Рогачевский 2006: 177) 59. Ну и наконец, все вопросы на сей счет снимает сохранившееся в RAписьмо самого Рейли, написанное Рутенбергу из Лондона в Париж:
22-го сент<ября> 1919 60
Дорогой Петр Мойсеевич,
Очень Вам благодарен за Ваш доклад. Он мною немного исправлен (грамматически) и разослан во многих экземплярах всем заинтересованным руководящим лицам.
Я удивляюсь, что Вы еще не приехали сюда. Разрешение мною для Вас получено, и Major Langton послана инструкция разъяснить происшедшее «недоразумение» и выдать Вам визу, уничтожив заметку на Вашем паспорте.
Ваше присутствие здесь было бы весьма желательно в настоящий момент.
Весь Ваш,
С.Рейлли
О том же самом – что отметка в паспорте Рутенберга, запрещающая въезд в Англию, ликвидирована и ему выдана виза, Рейли сообщил секретарю У. Черчилля Арчибальду Синклеру 61, – со ссылкой на книгу Р. Спенса «Trust No One: (The Secret World of Sidney Reilly» (Los Angeles, 2002) об этом пишет А. Рогачевский (Рогачевский 2006: 178). Однако тексты обоих доносов на Рутенберга в исследованном им архиве не сохранились, и об их авторах, по его словам, «мы ничего не знаем» (там же: 174). По предположению Рейли, первое донесение, с пометкой «Ставка главного командования, I», «is apparently by а very inexperienced British agent and shows complete ignorance of Russian political affairs and personalities» («по-видимому, написано очень неопытным британским агентом и демонстрирует полное незнание российской политики и конкретных лиц») (там же: 174, 176). Что же касается второго, то его копию удалось обнаружить в RA. Приведем этот текст:
В 1903 году инженер Р<утенбер>г вошел в Партию боевой группы Социалистов-Революционеров.
С этого времени Р<утенбер>г стал пропагандировать террор. Затем он сблизился с известным террористом и провокатором Азефом.
В январе 1905 года Р<утенбер>г убил священника Гаппона <sic>, как контрреволюционера, затем Р<утенбер>г бежал за границу, где продолжал свою преступную работу.
В мае 1917 года Р<утенбер>г появился открыто в Петрограде и примкнул к большевистской организации. Войдя в контакт с главарями партии и познакомился с Керенским. Р<утенбер>г и тут продолжает свою преступную деятельность. Он был назначен Помощником Главнокомандующего войсками Петроградского Округа по гражданской части и стал заведовать продовольствиемгорода Петрограда. Но по незнанию продовольственного дела он поставил дело так, что в Петрограде настал голод и дороговизна.
Голод и недовольство бедного населения дало повод к усиленной работе большевиков и самого Рут<енбер>га, бывшего в контакте с известными большевистскими комиссарами (Луначарским, Рязановым и др.).
25-го октября (большевистский переворот) Р<утенбер>г принимает горячее участие к восстановлению большевизма и свержении власти Керенского.
В Одессе Р<утенбер>г тоже вошел в доверие к лицам, стоящим у власти, в то же самое время продолжает работать на стороне большевиков.
Р<утенбер>г также вошел в доверие к французскому командованию, и это дало возможность стать на защиту германских шпионов (Гепнера-Вольфзона) 62. Гепнер сейчас в Константинополе.
При обыске у Г<епне>ра и В<ольфзо>на было найдено золото Российского Государства с надлежащими печатями, и Рут<енбер>г всеми силами старался и хлопотал перед Французским Командованием о возвращении этого золота шпионам.
Кроме того, было точно известно, что Р<утенбер>г входил в состав коммунистов и играл там видную роль.
Кроме того, Рутемберг <sic> был склонен и симпатизировать евреям, это видно из его слов:
«Все будущее принадлежит главе Еврейской Монархии, царю Иудейскому и собственно говоря корона принадлежит мне, Рут<енбер>гу, т. к. я происхожу из рода Царя Давидова!»
В Константинополе Р<утенбер>г не теряет связи с германскими шпионами-банкирами и с ними распространяет разные ложные слухи.
Полагаем, нет необходимости комментировать весь этот вздор, написанный человеком крайне недалеким (или, скорее, имитировавшим такового), – для всякого мало-мальски разбиравшегося в российской истории и политике должно было быть очевидным, сколь абсурдно компрометировать Рутенберга с помощью подобного рода нелепой аргументации.
Сам Рутенберг в несколько раз цитировавшемся выше «Дополнении к моему письму об Андро» писал об этом и подобном ему доносах:
В Константинополе английскому и французскому командованию были поданы на меня и генерала Шварца кипы доносов, влияние которых в настоящее время ликвидировано лицами, знающими достаточно хорошо и меня и мою работу в Одессе. Выставленные в этих доносах против меня обвинения <-> из дома умалишенных: я – «еврей» и «симпатизирую евреям» (несомненная правда), я – большевик, содействовал свержению большевиками правительства Керенского (причем сам при этом свержении попал в Петропавловскую крепость к большевикам), располагаю всеми капиталами жидо-масонов Америки, что стремлюсь усесться на всемирный иудейский престол, что я антихрист.
Поистине высокого обо мне мнения свихнувшаяся черная сотня.
Какой бы, однако, ни была направленная против Рутенберга клеветническая стряпня примитивной, она делала свое гнусное дело. Рассчитанная прежде всего на восприятие иностранцев, весьма смутно ориентировавшихся в российских реалиях 63, да к тому же обращенная к широко популярным в юдофобской среде антиеврейским мифам о царе Иудейском, тайно овладевшем неограниченной властью над миром, – в известной среде она, несомненно, обладала спросом и имела своих охотников и потребителей. Напомним хотя бы о циркулировавшем среди международного антисемитского сообщества мнении, будто бы Парижская мирная конференция (18 января 1919 – 21 января 1920), которая подвела итоги Первой мировой войны, открыла глобальные перспективы послевоенного мира и одобрила устав Лиги Наций, была якобы организована евреями для решения сугубо еврейских же вопросов, главным из которых являлось вернуть себе Палестину. Да и само отождествление большевизма с еврейством и сионизмом было распространено отнюдь не только среди темной и забитой российской массы, выражало не только ненависть и злобу черносотенно-монархических кругов, но и характеризировало взгляды многих западных интеллектуалов: политиков, журналистов, издателей, крупных финансистов и пр. – людей, казалось бы, не страдавших ни умственной отсталостью, ни политической наивностью, ни дезориентированностью в происходящих событиях, однако зараженных неизлечимым микробом юдофобства. Так, например, Генри Вик-гам Стид, редактор крупной лондонской газеты «The Times», занимавшей устойчивые антисемитские позиции, писал в книге воспоминаний:
Еврейский фанатизм идентифицировал себя с антирусскими силами перед <Первой мировой> войной и после ее начала <…> Большевизм, который и как доктрина, и в персональном смысле был в значительной степени еврейским явлением, низверг русскую империю и русскую православную церковь. Радость еврейства по этому поводу была не просто триумфом победителей над низложенным притеснителем, но знаменовала торжество сокрушения враждебной религии и связанных с ней общественных институций (Steed 1924, И: 391).