Пионеры-герои (Очерки)
Шрифт:
Солнце сосен золотит верхушки,
Над Чечерой стелется туман...
Спит в могиле братской на опушке
Гриша Подобедов, партизан.
Кто сказал, что бой сложился круто?
Просто отдохнуть прилег солдат,
Может, на какую-то минуту,
И в руке сжимает автомат.
Спит.
И удивляться тут не надо,
Что не слышит песни боевой;
Прожил он большую жизнь, ребята,
Многим взрослым не прожить такой.
Эта песня высоко взмывает,
Льется над просторами полей,
Ширится от края и
Песня, песня!
Жизнь живая в ней.
Я.Ивановский
ПО ЗАДАНИЮ ПАРТИЗАН
Такой безрадостной, такой тревожной осени, как осень 1941 года, Виктору Пашкевичу переживать еще не приходилось. О школе не могло быть и речи. Ее фашисты закрыли. Пойти на Березину ловить рыбу или в лес за орехами также нельзя. Выход из города запрещен под страхом смерти. Даже книжки нет, чтобы почитать.
Лишь одна отрада - сходить к Алесю Климковичу, поговорить с ним, поделиться скупыми новостями о событиях на фронте, которые каким-то образом просачивались в оккупированный Борисов. Но это можно было сделать только днем. Вечером же ходить по городу запрещено. Поймает патруль - расстрел на месте.
И так за все, что не по вкусу фашистам, - расстрел, расстрел, расстрел...
Эх!.. А как чудесно было до войны! Куда хочешь, туда иди, что хочешь, то и делай.
И что бы это такое сделать, чтобы побыстрее не стало на родной земле фашистов?
Удрученный сидел Виктор у окна со своим неразрешимым вопросом. На улице уже стемнело, только изредка мертвый белый свет ракет заливал кварталы, и тогда отчетливо вырисовывались контуры соседних домов. Время от времени сухо трещали выстрелы.
Виктор собирался уже лечь спать. Но в окно кто-то осторожно постучал. Так осторожно, что мальчик вначале подумал: "Может, показалось?" Но стук повторился еще и еще.
– Мама!
– Витя подошел к постели и коснулся плеча матери.
– Кто-то стучит.
– Слышу, сынок. Иди открой. Чужой так осторожно не постучится, ломиться начнет. Это кто-то свой.
Виктор отбросил крючок. В дом зашел мужчина. Еще с порога попросил:
– Завесьте окна и зажгите лампу.
Когда наконец все это было сделано, мама взглянула на незнакомца и радостно воскликнула:
– Андрей Константинович! Живой, здоровый!
Узнал мужчину и Виктор. Это был дядя Андрей, тот самый командир Красной Армии, который перед войной жил у них на квартире. Правда, теперь на нем не было ни военной формы, ни оружия. Одет он был, как рабочий, - в телогрейку и хлопчатобумажные брюки. Но ни в облике, ни в жестах дядя Андрей ничем не изменился.
Ночной гость начал расспрашивать о положении в городе, хотел подробно узнать, где какие части стоят, чем они вооружены, много ли солдат. Затем рассказал о положении на фронте. Нелегким оно было. Но в голосе дяди Андрея звучала твердая уверенность.
– Еще немного, и побежит, покатится фашист назад. Громадная сила собирается на фронте для решающего удара. И в тылу нет спасения пришельцам. Слышали, может быть, про партизан?
– Слышали, - в один голос ответили мама и Виктор.
– Ну, а ты что делаешь?
– обратился дядя к Виктору.
– Конечно, не учишься?
– Нет. Но если бы фашисты и открыли школу, я все равно не пошел бы в нее.
– Этот ответ прозвучал тихо, но твердо.
– И все же надо что-то делать. Не сидеть же сложа руки.
– Что же делать, дядя Андрей?
На командира смотрели смелые, наивные мальчишечьи глаза. В них был нетерпеливый вопрос, даже требование: "Что? Скажи. Все, что смогу, сделаю".
– Дел сейчас много, больших, важных, - окинув Виктора вопросительным взглядом, сказал дядя Андрей, - и эти дела для тех, кому свобода Родины дороже всего...
Какой-то внутренний толчок заставил Виктора подняться.
– Я - пионер. Я давал торжественное обещание быть верным Родине!..
...В тот день в доме Пашкевичей не спали далеко за полночь. Мать на кухне готовила ужин для гостя, а тот все сидел с Виктором в комнате и рассказывал, что надо делать и как делать.
А когда, уже на рассвете, подал на прощание руку, Виктор крепко, как взрослый, пожал ее и сказал:
– Сделаю, товарищ командир!
Сделаю. Это обещание обязывало. И Виктор усердно готовился выполнить первое в жизни боевое задание. Он несколько раз ходил в разведку.
Наконец, когда все было готово, решил действовать. Из дому вышел рано, на рассвете. Недалеко за их садом тянулась ограда из колючей проволоки. Это немцы огородили свой временный склад с оружием. Винтовки, пулеметы, ящики с патронами хранились здесь в основном под брезентом. Сюда и направился мальчик. Только не в открытую, а ползком, по-пластунски. Вот и знакомый бугорок, заросший высокой пожелтевшей травой. Отсюда до проволоки - рукой подать. Как раз напротив, у самой земли, под проволокой - щель. Она такая, что Виктор свободно может пролезть на ту сторону.
Но торопиться не следует. Вначале надо хорошо изучить поведение немецкого часового. Сколько времени идет в одну сторону, на сколько задерживается в противоположном конце склада и сколько идет назад. Зная это, можно уловить удобный момент и подлезть под проволоку.
...Когда солдат в третий раз медленно прошел мимо склада с оружием и завернул за угол, Виктор ящерицей проскользнул под проволокой и стремительно бросился к складу. Подняв край брезента, он увидел целую груду новеньких, густо смазанных маслом винтовок. Виктор, не раздумывая, схватил ближайшую и пополз назад.
На бугорке за оградой оглянулся. Часовой только что повернул в эту сторону. Мальчик вытер со лба пот и прижал руку к груди: очень уж сильно стучало сердце.
Минут через пять винтовка была старательно спрятана в заранее подготовленном тайнике, и Виктор пошел домой.
На первый раз хватит. Это была разведка. А завтра он постарается добыть уже не одну, а две, может быть, даже четыре винтовки. По две за один раз станет брать. Правда, тяжеловато будет тащить их ползком, но ничего. На фронте, должно быть, еще тяжелее...