Пионеры-герои (Очерки)
Шрифт:
– Ребята, - говорил всем Володя, - дома писать листовки опасно. Попадемся - не простят: всю деревню сожгут, людей замучают. Нужно, чтобы наша типография не имела адреса.
И адреса у типографии не стало.
"Недалек тот день, когда наша советская земля будет полностью освобождена от гитлеровской нечисти..." - старательно писали в укромных местах в поле маленькие пастушки.
"Юноши и девушки!
– выводил Саша Косило, примостившись в густой кроне столетнего дуба.
– Помните, что мобилизация, проводимая фашистами под ширмой "Рады",
Прячьтесь, не являйтесь на сборные пункты, идите под защиту партизан!"
В глубоком овраге, замаскировавшись в кустарнике, Миша Василевский писал:
"Юноши и девушки! Вступайте в ряды партизан, мстите немецким захватчикам за пролитую кровь, за слезы ваших матерей, братьев и сестер, за уничтожение городов и сел. Действуйте решительно. Знайте, сейчас наша победа близка, как никогда".
Миша поставил точку и подписал: "Волковыский подпольный Районный Комитет Ленинского Комсомола Белоруссии".
Листовки
В разные стороны расходятся дороги из Карповцев. Одна ведет в местечко Россь, другая - в Волковыск, третья - к окольным деревням.
Миша Василевский смотрит в окно. Первые лучи утреннего солнца скупо озаряют деревенскую улицу.
Но не утро интересует Мишу. Было договорено, что через полчаса после того, как мимо его окон пройдут брат и сестра Хомки, он отправится в Волковыск.
Вот идет кто-то. Это братья Косило - маленький Володя и старший Саша. Они несут завязанные в платке яйца. Миша знает, куда идут братья: Саша будет водить Володю по окольным деревням, спрашивать, не посоветуют ли им шептуху, чтобы вылечила его от сглаза. Скажет, что маленький Володя кричит ночью спросонок. Разве кто догадается, что не яйца, а сводки Совинформбюро несут в деревни эти два крестьянских мальчугана?
А вот и Хомки - брат и сестра. В руках у Нины и Вани лукошки. Вечером Нина и Ваня вернутся веселыми и разговорчивыми. И не оттого, что лукошки будут полны душистых ягод!
У Нины под передником в карманчике листовки. Часть из них взял за пазуху Ваня.
Много километров прошли дети, оставляя за собой на телеграфных столбах и придорожных деревьях приклеенные листовки - сообщения из Москвы.
– Ваня, видишь?
Нина показала на двух гитлеровцев, что вынырнули из-за поворота. Она нагибается к земле, будто срывает ягоды, а потом вместе с Ваней исчезает в ельнике.
Эсэсовцам бросается в глаза белый листок, плотно приклеенный к столбу. Лица их перекосились, будто по ним хлестнули нагайкой: детским почерком выведены суровые мужественные слова призыва к мести.
"Забава"
...Если кто-нибудь наблюдал за детьми в этот день, то невольно позавидовал, как весело кувыркались они в реке и выделывали такие выкрутасы, что даже рассмешили охрану у ворот цементного завода. Переплывали реку, ловили стрекоз, бабочек, собирали камушки.
Так под видом игр и забав члены "Пионерского тайника" собрали все необходимые сведения. Теперь они смогут провести партизан на завод наикратчайшим путем!
Позже, когда ночь темным, беззвездным покрывалом окутала уснувшие просторы, четверо старших мальчиков пробрались извилистыми тропинками в чащобу леса в условное место.
Около ручья Володя Сергейко свистнул. Партизаны отозвались.
Дети повели их знакомыми тропинками к цементному заводу.
Партизаны бесшумно сняли там охрану, зашли на электростанцию, отключили телефон и подложили тол под турбину.
От взрыва в Карповцах вылетели стекла из окон.
Пароль
Если бы еще чуть выше! Коля вытягивается в струнку, приподнимается на цыпочки.
И все же требуемого впечатления на комиссара Петухова он не произвел. Тот потрепал непослушный Колин чуб, легонько стукнул пальцем по его лбу и спросил:
– Ну как, энциклопедия твоя хороша?
– Энциклопедия?
– переспросил мальчик.
– А что это?..
– Книга такая, она на все вопросы отвечает. А у тебя голова должна быть книгой. Понимаешь - книгой без бумаги. Память не подведет тебя?
– О, я все помню, - горячо заверяет Коля Зыбко, боясь, что комиссар передумает дать ему задание.
– Я это стихотворение на ходу запомнил, мне его один человек по дороге в Россь рассказал. Вот послушайте:
В дом наш ворвался громила,
Чтоб детскою кровью упиться.
Не мать его породила,
А бешеная волчица.
Чтоб не было горького плача,
Чтоб дети узнали счастье,
Закроем пулей горячей
Врага звериную пасть.
Заметив, как потеплели глаза у комиссара, Коля продолжал:
– А потом, дяденька, я на пятидесяти листках переписал это стихотворение.
– А что ты сделал с этими листками?
– Я с ними аж до самого Волковыска дошел, последний на окраине его наклеил. На город не хватило.
– Так ты, значит, знаешь дорогу в Волковыск?
– Не сомневайтесь, дяденька, любой переулок там отыщу!
– Так слушай...
...Не переулки пришлось Коле Зыбко разыскивать в Волковыске, а кладбище. На сером камне-памятнике, что лежал почти при дороге, сидел бородатый старик. Кипу газет он положил на отшлифованную поверхность мрамора, одну держал в руке, размахивал ею в воздухе и выкрикивал:
– Самая мудрая из газет! Покупайте, пока не поздно! Люди добрые, не жалейте полмарки!
Коля остановился около старика, подождал, пока отойдет от него покупатель - человек в очках, - и спросил:
– Есть у вас вчерашние газеты?
Старик, услыхав начало пароля, пристально и вопросительно посмотрел Коле в глаза, а потом медленно ответил:
– Нет, не имеется, только сегодняшние...
– Дайте мне воскресную!
Бородач положил руку на худое плечо Коли:
– Что скажешь, мой юный коллега?
– Отряд выдержал большой бой. Многие ранены, нужны бинты...
– прошептал Коля.