Пионеры Вселенной
Шрифт:
Раздумья над летательным аппаратом, так увлекавшие его, опять пришлось отложить на неопределенное время.
В пятом январском номере «Народной воли» была наконец опубликована его статья «Политическая революция и экономический вопрос». Статья имела большой успех, и от Кибальчича ждали новых материалов «Народная воля» и начавшая регулярно выходить с декабря «Рабочая газета». Он был занят и днем и ночью.
Работа хотя и утомляла его, но Кибальчич был доволен и рад, что у него не было свободного времени. Всякий раз, как оказывалась передышка в делах, он невольно начинал думать о Лизе. Ему хотелось
Рассуждая так, Кибальчич вспоминал Сергея Стрешнева, и опять его отношения с Лизой представились ему сложными, запутанными, неразрешимыми…
Подошел февраль, а дело с подкопом на Малой Садовой продвигалось медленно. Причиной тому были новые потери: 26 января полиции удалось схватить Колодкевича и Баранникова. А на квартире Баранникова попал в засаду Клеточников, работавший в Третьем отделении и охранявший партию от полицейских облав. Планировать покушение на 22-е было бессмысленно.
Исполнительный комитет, обсудив и взвесив все обстоятельства, утвердил новый срок – 1 марта. Ha этом же совещании, по представлению Желябова, были одобрены и утверждены кандидатуры четверых метальщиков-добровольцев.
В середине февраля на конспиративной квартире на Тележной состоялось инструктивное совещание метальщиков, созванное Желябовым.
Кибальчич, придя последним, увидел за столом Желябова, хозяина квартиры Саблина – высокого чернобородого, с энергичным лицом, и четверых незнакомых, которых ему тут же представили.
Один из них, кудрявый, с большими серыми глазами и округлым лицом, казался совсем юношей. Кибальчич: вспомнил, что видел его на сходках, и даже вспомнил кличку «Котик». Знакомясь, тот встал и, протянув руку, твердо сказал:
– Михаил Михайлович. – И шепотом: – Гриневицкий.
Второй, огромного роста, широкоплечий и мешковатый, крепко стиснув худую руку Кибальчича, пробасил:
– Рабочий из боевой дружины, Тимофей Михайлов.
Третий, с некрасивым, грубоватым лицом и маленькими глазками, учтиво поклонился:
– Бывший студент Рысаков.
Четвертый скромно назвался Емельяновым.
Кибальчич был рекомендован им как «техник».
Желябов сразу же попросил Кибальчича приступить к делу.
Достав из небольшого саквояжа два метательных снаряда, Кибальчич поставил их на стол:
– Это, господа, макеты бомб. Вот эту вы можете подержать в руках, она не взорвется, начинена песком. Именно такую бомбу по объему и весу вам придется бросать.
Желябов взял макет, взвешивая его на ладони.
– Однако увесистая… но швырнуть можно очень далеко.
Все подержали бомбу в руках, согласились.
– А это, – продолжал Кибальчич, – макет с механизмом. Не уроните – может взорваться. Правда, в ней один запал, но и он может наделать бед. Мы испытаем его потом в лесу…
Кибальчич стал объяснять собравшимся устройство снаряда, разбирая его, показывая отдельные части и их взаимодействие.
Потом он ответил на вопросы и посоветовал, как лучше и надежней бросать снаряд.
Метальщики сосредоточенно слушали Кибальчича… Договорились в понедельник утром идти в лес, на макете потренироваться в метании полновесного снаряда и произвести взрыв опытной бомбы.
6
Двадцать седьмого февраля днем на квартире Желябова и Перовской Суханов, как опытный минер, руководил работами по начинке мины – большого металлического цилиндра – черным динамитом. Подкоп к тому времени был уже закончен, и все ждали хозяина сырной лавки Богдановича (Кобозева). Богданович пришел в назначенное время и казался очень взволнованным.
Убедившись, что в квартире спокойно, он неторопливо заговорил:
– У нас были… по-моему, полиция. Однако назвались санитарной комиссией. Внимательно осмотрели лавку, щупали обшивку, где подкоп, но я сказал, что это от сырости… Хорошо, что землю мы прикрыли углем, иначе бы беда.
– Ну, и чем же кончилось?
– Придрались к сырости над бочками с землей. Я сказал, что на масленой пролили сметану… Так и ушли… Думаю, надо выждать хотя бы до вечера…
– Да, скверно, друзья, – сказал Желябов, – давайте мину переправим к Вознесенскому мосту… Там ближе.
Все согласились с ним. Мину упаковали в чемодан; Суханов с Исаевым и Тетерка, который работал за извозчика, отправились на тайную квартиру Исполнительного комитета, где жили Вера Фигнер и Исаев. Вечером Желябов и Перовская встретились с метальщиками Гриневицким, Тимофеем Михайловым, Емельяновым и Рысаковым на тайной квартире на Тележной.
Желябов нарисовал план на клочке бумаги.
– Вот участок Малой Садовой, где будет заложена мина. Вы по два человека станете с того и другого конца улицы. Если взрыва не последует и царь поедет дальше, его встретят бомбами Михайлов и Емельянов. Если же взрыв произойдет, но царь уцелеет и с испуга повернет обратно, – пустят в ход бомбы Котик и Рысаков. Все ли понятно?
– Да, понятно, – подтвердили метальщики.
– Мы с Софьей будем с вами, друзья. И если бомбы не добьют тирана, я брошусь с кинжалом и прикончу его… Ну, а если схватят, – мы все знаем, как себя вести. Желаю вам мужества, друзья. Завтра в это же время мы встретимся здесь, чтоб уточнить план действий…
После совещания с метальщиками Желябов направился на Невский к Тригони, который после ареста Колодкевича и Баранникова руководил работами по подкопу на Малой Садовой.
В доме мадам Мессюро, где снимал комнату Тригони, всегда бывало много гостей, и Желябов надеялся, что на его появление никто не обратит внимания.
Тригони был человеком легальным, жил под собственной фамилией, а это было своего рода «охранной грамотой». На всякий случай Желябов вооружился кинжалом и револьвером.
Тригони его уже ждал. Это был ярко выраженный южанин греко-итальянского происхождения. Смуглое его лицо окаймляли пышные подусники, что придавало ему барственность. Желябова он усадил на диван, предложил папиросу.