Пионовый фонарь
Шрифт:
– В услужении у самурая, ваша милость, – ответил Коскэ, – я надеялся научиться фехтованию.
– Тебе так нравится фехтование? – удивился Иидзима.
Коскэ сказал:
– Мне стало доподлинно известно, что господин Курихаси с улицы Бантс и ваша милость являетесь признанными мастерами старинной школы «синкагэ-рю» [ 13 ], и я решил во что бы то ни стало поступить на службу в один из этих домов. Мое желание исполнилось, я стал вашим слугой и возношу благодарность за то, что мои молитвы были услышаны. Я поступил к вам в надежде, что, может быть, ваша милость согласится в свободное
13
Школа «синкагэ-рю» – одна из старинных феодальных школ фехтовального искусства.
Иидзима рассмеялся.
– А ты, однако, нахал, – сказал он. – Впрочем, ты прав. Женщина в доме самурая действительно все равно что навоз.
– Простите великодушно, – смущенно сказал Коскэ. – Я забылся и наговорил неприличных слов… Но, ваша милость, скажите, могу ли я надеяться, что вы согласитесь в свободное время, как я сейчас говорил, наставлять меня в фехтовании?
– Видишь ли, – ответил Иидзима, – недавно я получил новую должность, и у меня теперь по горло всяких дел, да и площадки для фехтования у нас нет. Впрочем, как-нибудь на досуге мы займемся… А чем торгует твой дядя?
– Он мне не родной, – сказал Коскэ. – Просто он был поручителем за отца перед хозяином нашего дома и взял меня в племянники.
– Вот как… А сколько лет твоей матушке?
– Матушка оставила меня, когда мне было четыре года. Говорили, что она уехала в Этиго.
– Какая же она бессердечная женщина, – сказал Иидзима.
– Это не совсем так, ваша милость. Ее вынудило к этому дурное поведение отца.
– А отец твой жив?
– Отец умер, – грустно ответил Коскэ. – У меня не было ни братьев, ни других родственников, и позаботиться обо мне было некому. Наш поручитель, господин Ясубэй, взял меня к себе и воспитывал с четырех лет. Он относится ко мне как к родному… А теперь я слуга вашей милости и прошу не оставлять меня своим вниманием…
Из глаз Коскэ закапали слезы. Иидзима Хэйдзаэмон тоже заморгал.
– Ты молодец, – сказал он. – Ты заплакал при одном упоминании о родителях, а ведь в твои годы многие забывают годовщину смерти отца. Ты верен сыновнему долгу. Так что же, отец твой скончался недавно?
– Отец скончался, когда мне было четыре года, ваша милость.
– О, в таком случае ты, наверное, совсем не помнишь своих родителей…
– Совсем не помню, ваша милость. Я узнал о них от дяди, господина Ясубэя, только когда мне исполнилось одиннадцать лет.
– Как же умер твой отец?
– Его зарубили… – начал было Коскэ и вдруг громко разрыдался.
– Вот несчастье, – проговорил Иидзима. – Как это могло случиться?
– Это большое несчастье, ваша милость. Его зарубили восемнадцать лет назад, возле лавки оружейника по имени Фудзимурая Симбэй, что в квартале Хонго.
Иидзима Хэйдзаэмон почувствовал, как что-то кольнуло у него в груди.
– Какого месяца и числа это случилось? – спросил он.
– Мне сказали, что одиннадцатого апреля, ваша милость…
– Имя твоего отца?
– Его звали Курокава Кодзо, раньше он был вассалом господина Коидэ, служил у него в конюших и получал сто пятьдесят коку риса [ 14 ] в год…
Иидзима был поражен. Все совпадало. Человек, на которого он восемнадцать лет назад поднял руку по какой-то пустяковой причине, был родным отцом этого Коскэ, и бедный парень, ничего не подозревая, поступил в услужение к убийце своего отца! Сердце Иидзимы сжалось, но он не подал вида и промолвил:
14
…Получал сто пятьдесят коку риса… – самураи получали от своих сюзеренов за службу не деньги, а рисовый паек, размеры которого зависели от должности самурая. Коку – мера объема, около 180 л.
– Представляю, как тебе горько все это…
– Да, ваша милость, – сказал Коскэ. – И я хочу отомстить за отца. Но отомстить, не зная фехтования, я не могу, ведь как бы там ни было, врагом моим является доблестный самурай. Вот почему с одиннадцати лет я мечтаю научиться владеть мечом. Я так счастлив, что поступил к вам на службу. Ваша милость, научите меня фехтовать! Под вашим высоким руководством я овладею этим искусством и в смертельной схватке отомщу за убийство родителя!
– Сердце твое верно сыновнему долгу, – проговорил Иидзима. – И я научу тебя владеть мечом. Но послушай, вот ты говоришь, что отомстишь за убийство родителя. А что бы ты стал делать, если бы твой враг появился перед тобой сейчас и объявил: «Я твой враг»? Ведь ты не знаешь его в лицо, и вдобавок он превосходный фехтовальщик.
– Право, не знаю, – ответил Коскэ. – Впрочем, если он появится передо мной, то будь он хоть трижды доблестный самурай, я брошусь на него и перегрызу ему горло!
– Горячий же ты парень, – усмехнулся Иидзима. – Ну хорошо, успокойся. Когда ты узнаешь, кто твой враг, я, Иидзима, сам помогу тебе отомстить. А пока крепись и служи мне верно.
– Ваша милость сами поможете мне отомстить? – вскричал Коскэ. – Как мне благодарить вас? С вашей помощью я справлюсь с десятком врагов! О, спасибо вам, спасибо!
«Бедняга, как ты обрадовался, что я помогу тебе отомстить», – подумал Иидзима Хэйдзаэмон. Пораженный таким примером верности сыновнему долгу, он твердо решил при случае открыться Коскэ и дать ему убить себя. Это решение он отныне постоянно носил в своем сердце.
Глава 4
Итак, Хагивара Синдзабуро вместе с Ямамото Сидзё ходил в Камэидо любоваться цветущими сливами, на обратном пути они зашли в усадьбу Иидзимы, и там Синдзабуро неожиданно очаровала красавица барышня О-Цую. Между ними всего только и было что пожатие рук через полотенце, но любили они друг друга уже более крепко, чем если бы спали вместе в одной постели.
В старину люди относились к таким вещам строго. Это в наше время мужчины словно бы в шутку предлагают женщине: «Эй, милашка, приходи переспать с нами!» – «Подите вы с такими шутками!» – отвечает женщина, и тогда мужчины обижаются: «Что же ты так с нами разговариваешь? Не хочешь – так и скажи, поищем другую!» Как будто ищут свободную комнату. А вот между Хагиварой Синдзабуро и барышней О-Цую ничего недозволенного еще не было, но он уже привязался к ней так, словно они лежали, склонив головы на одно изголовье.