Пип-шоу
Шрифт:
Сложный вопрос, полный обещаний и отчаяния.
Каков был правильный ответ? Конечно, я хотел, чтобы она была здесь со мной. Но одна только мысль о том, что Бебе так близко, приводила меня в ужас. Я никогда никого не впускал в свою жизнь, никого, кто имел бы такое значение, как она. Прошли годы с тех пор, как у меня был кто-то в моем углу. Годы, когда я был не один.
— Да, — наконец сказал я, и услышал, как она медленно выдохнула, а затем хихикнула.
— Я тебе нравлюсь, — поддразнила Бебе.
— Я тоже тебе
— Думаю, тогда мы квиты.
Мы погрузились в приятную тишину, и я слушал ритмичный, успокаивающий звук ее дыхания. Бебе вызывала привыкание, была чертовски невероятной и пугающей, что дерьмово. Я был в ужасе от девушки ростом на фут ниже меня, с такими маленькими кулачками, что они легко помещались в моих собственных. Она была самым страшным человеком, с которым я сталкивался за всю свою жизнь. И никогда не хотел никого больше, чем ее.
— Мы можем продолжить разговор? — тихо спросила девушка. — Мне нужно с кем-то поговорить.
— Что случилось? — я пытался выяснить это и услышал неуверенность в ее голосе.
Я хотел сломить ее. Выжать из нее правду и заставить ее признать, что именно произошло. Но это должно было исходить от нее самой, а не от меня, заставляющего Бебе произносить слова.
— Ты можешь рассказать мне все, — неубедительно добавил я, задаваясь вопросом, правда ли это, даже когда слова покинули мой рот.
Действительно ли я пойму то, что она мне скажет? Я едва мог представить себе ее жизнь — шипучее шампанское и громкая музыка, таблетки, выпивка, наркотики и рок-н-ролл.
— Я поругалась, — наконец пробормотала Бебе в ответ. — Полемика.
— С твоей подругой? — спросил я инстинктивно.
— Да, — ответила она после небольшой паузы. — Арден.
— Ты хочешь поговорить об этом? — спросил я, чувствуя себя чертовски неловко.
Я не был хорошим посредником, и понятия не имел, что делать. Конечно, все подружки ссорятся, верно? Но по тону Бебе я понял, что этот конкретный спор был более серьезным, чем те ссоры, которые видел у девушек раньше.
— Нет, — резко ответила Бебе, и я выдохнул с облегчением. — Я действительно, действительно не хочу. Ты можешь отвлечь меня? Просто поговорить, о чем угодно, обо всем на свете.
Мой мозг завибрировал и попытался придумать вопрос.
— Что на тебе надето? — спросил я и почувствовал боль от ее молчания. — Мне жаль. Я… я не был уверен, что это то, чего ты хочешь.
— Нет, — сказала она печально. — Все в порядке. Думаю, это то, что мы делаем, в конце концов.
— Встань рядом с окном, — попросил ее. — Я хочу тебя видеть.
Я полнялся с кровати, и звуки из моего телефона сказали мне, что она делает то же самое. Я встал перед высоким окном в спальне, мои глаза нашли ее тело на другой стороне улицы.
Она была обнаженная. Полностью обнаженная, ее тело было открыто моему взору.
На мне все еще были боксеры, и я был благодарен
Поднял руку и положил ее на окно, другой рукой я держал телефон. Жестом попросил Бебе сделать то же самое, и она сделала.
— Ты прекрасна, — сказал я ей.
— Ты все время это говоришь, — голос Бебе был низким, печальным.
— Это правда. Ты самая красивая женщина, которую я когда-либо видел.
— Так почему же ты не… — ее незаконченное предложение повисло в воздухе, и я наблюдал, как она смотрит в пол.
— Почему я не… что? — спросил мягко, потому что был сторонником самонаказания.
— Почему ты не прикасаешься ко мне? — спросила она. — Почему ты не трахнешь меня, Майлз?
Как я мог это объяснить?
Как мог убедить ее, что внезапно она стала единственным человеком в моей жизни, на которого мне не наплевать, единственным, кто меня волнует, единственным, на кого я хочу произвести впечатление? Она бы подумала, что я сошел с ума, развивая связь с ней, которую она, возможно, даже не чувствовала сама.
— Мне страшно, — наконец ответил я. — Ты понимаешь, почему?
Наши глаза встретились через улицу. Я мог видеть тень, которую ее тело отбрасывало на пол. Она была маленькой и дрожащей, как ребенок. Я хотел обнять ее. Сказать ей, что все будет хорошо.
— Бебе, — ее имя прозвучало торопливо, отчаянно, но я был слишком далеко, чтобы беспокоиться о том, как звучу. — Могу я…
Я сделал глубокий вдох:
— Можно мне прийти?
Она уставилась на меня широко раскрытыми глазами, ее губы беззвучно шевелились, когда она ответила.
— Сейчас?
— Да.
— Зачем?
— Я хочу обнять тебя.
— Ты это сделаешь? Обещаешь?
— Да.
Я смотрел, как она прикусила нижнюю губу, как ее глаза устремились на мои, умоляя не нарушать обещание.
— Приходи, — сказала она. — Я оставлю входную дверь открытой.
Она прервала звонок и отошла от окна.
Мои руки дрожали, пока я натягивал джинсы и «Хенли». Если я остановлюсь хоть на секунду, чтобы подумать об этом, то передумаю, а я не мог себе этого позволить. Мне нужно было прийти туда и наконец-то обнять ее. Мне нужно было узнать, каково ее тело рядом с моим, прежде чем я потеряю свой гребаный разум.
Я посмотрел на входную дверь, которая дразнила меня уже столько раз.
Покидать квартиру становилось все труднее и труднее по мере того, как дни превращались в недели, месяцы и годы. Дошло до того, что я настолько уединился, настолько погрузился в свой собственный страх, что не мог выйти из квартиры даже для того, чтобы спуститься вниз и забрать почту. Но теперь я собирался рискнуть всем ради нее.
Микробы.
Страх.
Безумие идти туда, в ее квартиру, держать ее в своих объятиях. Ничем хорошим это не кончится.