Пип-шоу
Шрифт:
Сладость, такая всепоглощающая сладость. Она взяла верх, борясь с горьким привкусом паники во рту и побеждая. Я пробовал ее на вкус, как одержимый, как будто я никогда ни по чему не был так голоден, как по этому, ох, такому сладкому рту. Мне никогда не будет достаточно, и я углубил поцелуй, потому что не мог удержаться, исследуя ее рот и заявляя права на каждый сантиметр ее прекрасного тела, в то время как мое собственное прижималось к ней.
Я почувствовал, как она вдыхает подо мной, как ее сердце колотится о мою грудь, когда я оказался на ней сверху, внезапно почувствовав такую нужду, такое отчаяние, что
— Помедленнее, — отчаянно сказала она в мои губы, но я покачал головой и распахнул ее халат.
Заявляя на нее права. Давая ей понять, что не отпущу ее, независимо от того, кто еще это сделал, независимо от того, что она думает. Я был готов к этому надолго. Каждый ее поцелуй убеждал меня, что это то, что мне нужно. Мое спасение и мое проклятие.
— Открой шире, — прорычал я на нее, и ее губы приоткрылись в беззвучном вздохе.
Я ничего не мог с собой поделать. Брал от нее все больше и больше, пока она не превратилась в стонущую, капающую маленькую еб*ную куколку, готовую к использованию. Она умоляла меня, мое имя было постоянной молитвой на ее губах, ее руки были липкими, когда длинные ногти царапали меня. Пыталась ли она оттолкнуть меня или притянуть ближе, я не был уверен, но не мог остановиться. С каждым прикосновением и каждым стоном с ее губ, я становился все более и более зависимым. Как жалкий гр*баный дурак.
— Шире, — огрызнулся я, и девушка застонала, когда мой язык проскользнул в ее горло.
Я трахал ее им, а она красиво извивалась подо мной. Мой язык завладел ее ртом отчаянными, нуждающимися движениями, чтобы сказать ей, кому она принадлежит. И она знала. Это было очевидно по тому, как она извивалась подо мной, как выкрикивала мое имя, умоляя меня остановиться или продолжать. В тот момент это не имело значения, потому что я все равно не смог бы остановиться.
Я смотрел на Бебе, ее глаза были закрыты, а грудь вздымалась, когда я брал ее, мой твердый член вжимался между ее ног, когда мое тело атаковало ее. И вдруг я почувствовал себя дерьмом, как будто использовал ее в своих интересах. Заставляю ее делать то, чего она не была уверена, что хочет, навязывая ей себя, потому что я сильнее, не оставляя ей выбора.
Мое тело заставило себя отступить, и мой разум, и член одновременно взревели в знак протеста, когда я заставил себя встать с кровати и сделать несколько шагов прочь. Я снова ударился спиной о стену, и сделал глубокий, резкий вдох, в голове стучало, а глаза нашли Бебе на этой гребаной кровати, промятой от наших поцелуев и такой чертовски привлекательной, что я едва мог сопротивляться ее зову.
— Вернись, — прохрипела Бебе, опускаясь на колени, подползая ко мне по кровати, ее сиськи висели так идеально. — Вернись, сейчас же.
Я отрицательно покачал головой.
— Майлз, — прошипела она. — Я хочу тебя СЕЙЧАС!
Я почувствовал, как мои плечи подались назад. Моя челюсть сжалась. Руки сжались в кулаки, костяшки побелели.
Бебе тоже заметила изменения и резко встала с кровати, подойдя ко мне, обернув простыню вокруг своего обнаженного тела. Я был так
— Майлз, — повторила она и подошла ближе, каждый ее шаг решал ее судьбу. — Почему ты сопротивляешься этому? Я хочу этого. Я хочу тебя.
Она потянулась ко мне. В дюйме от меня.
Мое тело отреагировало единственным известным ему способом.
Я схватил ее протянутую руку одной рукой, а другой — ее бедра. Бебе ахнула, когда я развернул ее, прижимая к стене. Отпустил ее, и мой кулак соприкоснулся со стеной, врезался в кирпич и краску, пробив в ней дыру. Бебе вскрикнула.
— Ты. Не. Хочешь. Этого! — крикнул я на нее, и она захныкала, прежде чем схватить меня за руку.
Я не понимал.
Почему она не бежала?
Если она знала, что для нее хорошо, она должна была бежать, черт возьми.
Она уставилась на мой кулак, костяшки которого были в крови, а в стене зияла дыра, но она не придала этому значения.
— Нам н-необходимо это очистить, — пробормотала она. — Быстро. У меня есть аптечка…
— Заткнись, бл*дь, — простонал я, выхватывая у нее кулак. — Просто заткнись на секунду.
Бебе даже не колебалась, прежде чем встать на цыпочки и поцеловать меня. На этот раз нежно. Сладко. Как неопытная маленькая девственница. Это чертовски сводило меня с ума.
— Ты меня не отпугнешь, — прошептала она мне в губы. — Никогда, Майлз.
— Ты не знаешь этого, — мой голос был дрожащим, неуверенным. Я ненавидел себя за это. Мне было стыдно.
— Я знаю, — пообещала она. — Я знаю.
Она раздвинула пальцы на моих руках своими, и ее длинные ногти впились в тыльную сторону моих ладоней, когда она переплела их. Я задрожал, прикосновение было таким странно интимным, но в то же время приносящим удовлетворение, что по моему позвоночнику пробежали искры. Я хотел ее такой: убеждающей меня, что она останется, говорящей мне, что ей не нужен никто, кроме меня. Я был одержим этой идеей, держался за нее, не пытаясь показать этого, и отчаянно хотел получить больше сладкой Бебе Холл.
— Я не могу прикоснуться к тебе, Бебе, — признался я прерывающимся голосом.
— Ты прикасаешься ко мне прямо сейчас, — она прижалась своими губами к моим, и я зарычал ей в рот. — Видишь, это не так сложно. Твои руки на моих… Твои губы на моих. По одному за раз.
Я никогда не говорил ей о степени своей разбитости, но стоя здесь, в комнате, наедине с ней, она, казалось, понимала меня до глубины души. Бебе знала, почему я колеблюсь, она понимала, что мне страшно. Она была понимающей, и милой, и такой чертовски неотразимой, что это сводило меня с ума. Я хотел только одного — вогнать свой член в ее киску. Голый, без презерватива, чтобы она поняла, кому принадлежит.
Бебе потянулась вниз, взяла в руку молнию на моих джинсах, и я замер, когда она медленно опустилась. Замер, когда ее рука скользнула внутрь. Чуть не вскрикнул, когда ее теплые пальцы обхватили мой член. Я зашипел и сделал шаг назад, засовывая член обратно в джинсы. Мое сердце колотилось как сумасшедшее.
— Нет, — прохрипел я. — Еще нет. Мне нужно понаблюдать за тобой. Наблюдать безопаснее.
Ее лицо вытянулось, и я проглотил комок в горле.
— Пока, — пробормотал я, и тут же ее милая улыбка вернулась. — Возьми игрушку.