Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Щедрость сердца. Том VII

Быстролетов Дмитрий Александрович

— Мадам, не всем дано счастье быть красивыми и не следует делать из этого драмы. У вас есть главное — жизнь и человеческая личность. Прощайте. Желаю вам душевного спокойствия.

Движение в темноте. Звук, как будто незнакомка в отчаянии ломает руки.

— Ах, задержитесь еще! Сядьте же! Нет, нет, вы не поняли меня, незнакомец: я не просто не красива, я отталкивающее пугало! Слышите — чудовище! Молодые мужчины говорят со мной лишь только по службе, по обязанности!

— По обязанности?

— Да. Я их ненавижу. Но в моей обгорелой руке есть власть,

и я, как могу, пригибаю их к земле, чтобы вырвать у красивого молодого человека фальшивую улыбку привета, любезности, интереса к себе и даже любви. Я говорю с вами так, как никогда и ни с кем еще не говорила. И только потому, что мы не видим друг друга, вы не знаете меня и вскоре уйдете. А со мной останется только радость живого и честного разговора с молодым мужчиной без страдания и стыда за себя. Я несчастна и делаю несчастными кого могу. Сознание, что все улыбаются за моей спиной, приводит меня в ярость.

Пауза.

Снова дрожащий голос из темноты.

— Вы презираете меня?

Спокойное и мягкое:

— Нет.

— Жалеете?

— Да нет же! Вас не за что жалеть или презирать. Мне хочется вас понять, думаю, что всему виной ваше одиночество.

— Чему виной?

— Этому странному разговору в темной ложе ночного кабака, вашему отчаянию и неожиданной откровенности. Вы не такая, какой хотите себя мне представить, и вы преувеличиваете свое безобразие, как и внутренние страдания. Дайте руку. Чувствую, вы — неплохой человек! Прощайте!

Пауза.

— А если нет?

— Тогда всему виной еще ваше безделье и внутренняя пустота. Миллионы обездоленных находят выход в искусстве, науке, любви к ближним и, главное, в труде. Уважаемая незнакомка, мне пора уходить, но вам я советую остаться здесь наедине с собой и подумать — не допускаете ли вы ошибки, считая свое положение безвыходным? Помните: выход — в людях, в общении с ними. Прощайте. Дайте же мне руку!

Сергей поцеловал ее руку, чуть приоткрыв дверь, вышел.

Поправляя перед зеркалом прическу и костюм, Сергей смотрит на часы. «Восемь часов, еще рано, но лучше поскорей отсюда выйти. Дома спокойно переоденусь и на вокзал. Посижу на полутемном перроне».

Он прикуривает сигарету и замирает: вверху, на лестничной площадке, стоят, широко расставив ноги, два шпика — широкоплечий в плаще и шляпе и долговязый в котелке.

«Я пойман!»

Шпики быстро поднимаются вверх, к выходу, они его не заметили.

Сергей, стараясь не обращать на себя внимания, проходит коридоры во всех трех этажах. Проверяет все уборные. Присматривается к дверям, ведущим из кухни к барам. Ничего подходящего. Везде люди. Лазейки нет.

Выжидает момент, когда негритянский джаз отвлекает публику особенно бурной музыкой и паясничаньем своего дирижера, и незаметно ныряет за синюю занавеску. Узкий проход. Столик с пустыми бутылками и стаканами. На вешалках груда костюмов. Приоткрывает дверь, ведущую со сцены куда-то на пожарный выход. Полутемно. Он осторожно и бесшумно скользит к выходу.

Окрик:

— Извините, майн герр!

Рослый полицейский шагает впереди и берет под козырек.

— Это служебный выход, майн герр. Господа ходят по главной лестнице, в другом конце зала!

Сергей прикидывается пьяным.

— A-а? Какой… конец? Я… в туалет…

Он вынимает золотой портсигар, берет сигарету, не найдя свой рот, забывает о сигарете и сует золотой портсигар мимо кармана. Портсигар падает на пол.

«Удастся ли искушение?»

Сергей, шатаясь, идет к служебной лестнице.

— Ваш портсигар, майн герр!

Полицейский протягивает портсигар.

Сергей сует ему монету. «Честный дурак!»

Полицейский козыряет, щелкает каблуками и почтительно, слегка касаясь талии, ведет Сергея обратно в зал и сдает официанту. Тот доставляет пьяного в туалет.

Запершись, в кабинке Сергей становится на стульчак и яростно старается вырвать решетку, выходящую в большую вентиляционную трубу. Сквозь решетку видны скобы трапа. Решетка прочно заделана в стену. Ее не вырвать… Все напрасно. Он вытирает пот с лица, минуту стоит и тяжело дышит прохладным воздухом, струящимся из решетки.

Полукруглая ложа аргентинского оркестра. Сергей, улучив момент, боком скользит за алый бархат занавески. Такой же узкий проход, столы, вешалки. Два музыканта, одетые в пестрые костюмы гаучо, пьют лимонад.

— Что вам надо?

Сергей опять изображает пьяного и мычит что-то по-английски.

— Черт его знает, как ему объяснить, что дверь на черный ход заперта и у нас нет ключа? — говорит тонкий аргентинец толстому.

— Но, но, сэр! — машет руками. — Туда, туда! Там выход для господ!

Сергей убито бредет к выходу.

Сергей в дальнем углу кафе сидит в кресле. «Значит — мышеловка… Плохо. Остается телефон. Если полицейские не прослушивают, то я выберусь отсюда живым! Позвоню Вилему и дам ему номер вешалки в гардеробе — пусть возьмет мокрое пальто, оно — улика. Вилем явится в мундире шофера, и ему вещь доверят. А потом пусть подает машину, и все может закончится удачно! За дело!»

Сергей набирает номер. Напряженный момент. Долго вслушивается. «Шороха подключения нет. Не успели или здесь слишком много линий? Надо идти на риск!»

Он еле слышным голосом, иносказательно дает распоряжение. «Ну все. Теперь надо спрятаться к моей незнакомке. Эх, если бы она еще была там!»

Ложа. Во второй раз. Из темноты радостное:

— Вы?!

— Я, конечно. Сказочный принц возвращается к своей Золушке. Он голоден, как волк, а она…

Они хохочут и садятся за стол. Он наливает в бокалы вино.

— Я приоткрою дверь, мадам. Яркая полоска света ляжет через стол, так будет удобнее есть.

— Но она разъединит нас! Не надо света! Сегодня ночью вы, незнакомец, — мой свет! Знаете, я смотрю на вашу руку — в запонке блестит бриллиант, рядом на скатерти вижу золотой портсигар с дворянским гербом, слушаю культурную речь и думаю: вы не похожи, милый незнакомец, на профессионального кавалера для одиноких дам! Скажите — кто вы?