Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Щедрость сердца. Том VII
Шрифт:
Иштван закуривает сигару и закидывает ногу на ногу. Он в глубоком раздумье. Наконец говорит:
— Ты понимаешь, Сергей, через год работы с нами Африканец может стать нашим замечательным помощником. Если молодую графиню Равенбург-Равенау мы сумели перевоспитать, то из преданного нам антифашиста вырастет настоящий подпольщик!
Гостиная Дорис. Сергей и Дорис лежат в обнимку на черном диване. Оба курят. Оба полураздеты. У обоих блаженный и усталый вид.
Сергей:
— Дорис, пора морально оформить нашу связь. Я — человек определенного
— Что ты хочешь сказать?
— Мы прячемся ото всех, как преступники. Тебе не к лицу быть на положении любовницы.
— А что же к такому лицу, как мое?
— Графское достоинство.
Дорис инстинктивно делает движение торжества и восторга, быстро овладевает собой. Говорит с притворным равнодушием:
— Ты хочешь жениться на мне?
— Обязан. Я тебя люблю. Твое лицо не мешает тебе стать гордой графиней Переньи де Киральгаза. Только вот…
— Что именно? Договаривай, милый.
Пауза.
— Я уже твоя жена. Говори откровенно, моя радость!
— Видишь ли, Дорис, тысячелетний графский герб требует позолоты. А я небогат. Денег от американской тетушки нам не хватит.
Пауза. Дорис сосредоточенно думает, пуская дымок в потолок.
— Куда твоя тетушка вложила капитал?
— В британский трест «Империал Кемикл» и американский «Дюпон де Немур».
— Оба связаны с нашим «И.Г. Фарбениндустри».
Пауза.
— Ты когда-нибудь играл на бирже, милый?
— Нет.
— Я тоже. Но у меня в руках секретные сведения о военных заказах: я буду давать их тебе, а ты будешь играть через твой Дрезденский банк. Перед каждым правительственным заказом купишь акции подешевле, а после заказа цена подскочит, и каждый пункт даст нам тысячи марок в зависимости от количества твоих закупок.
— У меня наличных денег немного.
— Займи в банке.
— Боюсь своего неумения. Пролечу в трубу с тобой вместе.
— Не бойся! Я с тобой! Ты знаешь, милый, у меня в руках и сведения о России. Они влияют на движение курса всех военных акций. Скоро будет война, милый, и мы с тобой перевезем этот диван в Кремль. А пока я буду вовремя рассказывать тебе кое-что для биржи.
Дорис поднимается и становится на колени на диване над Сергеем.
— Дай мне руку на жизнь и на смерть!
— На жизнь, Дорис!
— Нет, скажи: на жизнь, графиня Переньи де Киральгаза!
Сергей повторяет. Дорис счастливо и торжествующе хохочет, поводя в воздухе руками, как дирижер над оркестром.
— Повтори еще! Еще! Какая дьявольская симфония в твоих словах… Я им еще покажу… всем насмешникам… Я сделаю из тебя, азиат, северного германского человека, и мы вместе войдем в Валгаллу.
Сергей:
— А по дороге остановимся в Кремле!
Оба дружно хохочут.
Задняя комната аптекаря. За столом сидят суровые и хмурые Иштван, Степан и Лёвушка. Перед ними навытяжку стоят Сергей, Альдона и Ганс.
Степан грозно:
— Ты знал об этом коллективном заявлении Альдоны и Ганса? Отвечай, Сергей!
— Знал.
— Ты его допустил, а допустив, не предупредил нас о столь гнилых настроениях твоих подчиненных. Позор! Ты в ответе за группу. Ты ее разложил! А группа ваша не из последних, и стыдиться вашей работы вам нечего. Лёвушка это вам подтвердит, он знает число и качество завербованных по всем группам.
Молчание. Степан:
— От кого вы получаете задания? Отвечайте, Альдона и Ганс!
Оба недоуменно:
— От вас через Сергея.
— А мы от кого?
— От Центра.
Степан хлопает ладонью об стол так, что звякают пустые стаканы.
— Какие это были задания?
— Обыкновенные, — нетвердо отвечает Альдона.
— Как это «обыкновенные»?
— Ну, как? Я не понимаю… Такие, как всегда…
— Был боевой приказ напасть на гитлеровского фельдкурьера?
— Был.
— Кто был ранен в этом бою?
— Я.
— Так какого же черта тебе еще надо, Альдона?
В ответ Альдона молча и смущенно разводит руками.
— Чем фашистская пуля под Берлином хуже вражеской пули в другом месте? А? Отвечай, Альдона!
— Она… Конечно… Но…
— Тебе нужно военную форму и знамя в руке? Газетную шумиху? А? Парадокс: доросла до двадцати четырех лет и не понимаешь, что настоящие герои не обязательно одеты в военную форму и не всегда держат знамя! А главное — не нуждаются в рекламе! Тебе показухи захотелось, а? Ты не понимаешь, что если в условиях мирного существования добровольно идешь на риск смерти, то ты уже героиня? Не где-то под Шанхаем, а здесь, под Берлином! Не понимаешь, что ты уже давно фронтовой боец! Что фронт может проходить через кабинет итальянского полковника! А, Ганс? Позор!
Иштван:
— Вы хотите дезертировать с поста ради романтики? Плохо, Альдона, плохо, Ганс: плохо потому, что очень глупо. Не ожидал!
Лёвушка:
— Стыдно, ребята. Вы не дети. Поддаться таким настроениям в трудную минуту борьбы — это предательство товарищей, по сути дела — измена делу. Кто сбежит из-под Берлина, тот сможет сбежать из-под Мукдена, а научившись бегать, сбежит из-под Москвы. Сначала будете кривляками-леваками, потом незаметно для себя перескочите боевую баррикаду и очутитесь прямо в стане наших врагов. Именно там любят показную красивую романтику. А мы ценим простоту, искренность и непоколебимую верность делу! Стыдно, ребята! Степан, прошу: верни им их заявления, они, я уверен, поняли свою ошибку и раскаиваются!
Степан с недовольным лицом передает Альдоне и Гансу их бумажки:
— Ладно, идите. А ты, Сергей, останься. Ты получишь вдвое!
Парк весной. Иштван и Сергей гуляют по безлюдной аллее. Иштван:
— Центр утвердил разработку линии Экономиста. Работай осторожно, Сергей. Старайся не показываться с ним на людях.
— Это не всегда возможно.
— Конечно. Избегай людных мест. За всеми сотрудниками Цвайгштелле следят, если не постоянно, то выборочно. А черт никогда не спит, раз в месяц контрразведка пошлет за Экономистом агента и вскроет знакомство с тобой. А если ей уже известно о твоей связи с Цербером? Смотри, братец, можешь потерять не только перспективную линию, но и собственную голову!