Пир Джона Сатурналла

Норфолк Лоуренс

— Джемма! — окликнул Филип, когда она приблизилась; за ней следовали еще две девочки, в свободных платьях и чепцах, какие носит прислуга.

— Люси пропала, — сообщила Джемма, озабоченно хмуря брови. — То есть леди Лукреция. Я уже который час бегаю ищу. И Мэг с Джинни тоже.

Служанка по имени Джинни так и ела глазами Джона. Из-под чепца у нее выбивались медно-рыжие кудряшки.

— Ну так повели ей вернуться, — ухмыльнулся Филип. — Ты ж королева как-никак.

Рыжая девчушка захихикала, но Джемма сердито зыркнула на нее.

— Не смешно! Поул и Гардинер уже с ног сбились искать. — Она ткнула пальцем в корзину с перьями. — А ты сиди да ощипывай птицу, Филип Элстерстрит.

— Только бы она не затеяла

очередную голодовку. Передай ей, что поварам уже надоело варить для нее жидкие кашки.

Оставив его слова без внимания, Джемма с любопытством взглянула на Джона:

— Кто твой друг?

— Неужто не признала? — недоверчиво вскинул брови Филип. — Это же Джон Сатурналл, прибыл с визитом к леди Люси. Он переодетый прынц.

Девочка по имени Мэг прыснула от смеха, а другие две принялись с удвоенным вниманием рассматривать Джона, который неловко стоял перед ними, стыдясь своих неряшливо обкорнанных волос и заскорузлых от грязи штанов и рубашки. Он поплотнее запахнул пахнущий сыростью плащ. Потом рыжая служанка Джинни улыбнулась:

— И откуда же ты, принц Джон Сатурналл?

— Ниоткуда, — промямлил мальчик, заливаясь краской.

Джинни снова открыла было рот, но Джемма дернула ее за рукав и повела своих спутниц прочь. Джон сердито уставился на Филипа:

— У тебя, значит, шутки такие?

— Я просто хотел, чтоб они посмеялись.

— Надо мной?

— Ну извини, — миролюбиво сказал Филип и посмотрел на корзину. — Слышь, мне одному такую тяжесть не допереть. Пойдем со мной, я покажу тебе кухни. Тебе нужно узнать здесь все ходы и выходы, раз уж ты поступаешь в услужение…

Джон подозрительно прищурился на него, но потом все же наклонился и опять ухватился за конец палки. Кряхтя и пошатываясь, мальчики пересекли кипящий бурной деятельностью двор, проследовали еще по одному узкому проходу, повернули за угол и оказались перед арочным дверным проемом, откуда плыли запахи стряпни. Они втащили корзину в помещение со сводчатым потолком и плюхнули на пол рядом со столом, где дородный круглолицый мужчина с поразительной скоростью шинковал лук, — нож у него в руке так и мелькал, почти неразличимый глазом.

— Под скамью, Филип, — просопел мужчина и хмуро покосился на Джона. — Что за посторонний?

— Он поступает в домашнее услужение, мистер Банс, — пояснил поваренок.

— Кто сказал?

— Сам сэр Уильям вроде бы, — без заминки ответил Филип.

— Хорошо, — буркнул мистер Банс, потом поднял голову и звучно произнес: — Посторонние могут войти!

После этого разрешения Филип повел Джона в глубину помещения.

Кухня оказалась не настолько большой, как воображал себе Джон. Вдоль одной стены тянулся ряд столов, а в самом конце находился очаг — там три горшка дымились над мерцающим огнем, в котором рыжеватый мальчишка помешивал кочергой. Из-за двери напротив доносился плеск воды и звон котлов и сковород. Оттуда выглянул мужчина с невыразительными чертами, не дававшими ни малейшего представления о возрасте.

— Это мистер Стоун, — сказал Филип. — Старший по судомойне. А рыжего у очага звать Альф.

— Не такая уж она и большая, — отважился заметить Джон. — Кухня, — добавил он, поймав недоуменный взгляд Филипа. — Как здесь могут работать все эти люди в красном?

Филип ухмыльнулся и повернулся к Альфу:

— Кухня, видишь ли, недостаточно большая.

Альф тоже сперва озадаченно вскинул брови, а потом улыбнулся.

Филип провел Джона по вымощенному плитами полу через все помещение и отодвинул в сторону толстый кожаный полог в дверном проеме. Ушей Джона достиг густой низкий гул. В конце короткого коридора находились ступени, ведущие к массивной двойной двери. Чем ближе мальчики приближались к ним, тем громче становился гул. Потом Филип повернул ручку, и дверь распахнулась.

— Вот кухня.

Джона накрыла волна шума: кричащие голоса,

грохот котлов, лязг сковород, стук ножей и глухие удары мясницких топоров по чурбанам. Мощный поток ароматов затопил обоняние, густой, как наваристый суп, и напоенный пряными парами: сахарные пудры и фруктовые цукаты, шматы сырой говядины и вареная капуста, истекающий соком репчатый лук и пареная свекла. Широким валом накатывал запах свежеиспеченного хлеба, за ним тянулся сладкий дух пирожных. Вслед за запахом жареных каплунов и тушеного бекона наплывал запах подчерненных дымом окороков, висящих в очаге. Где-то на медленном огне томилась рыба в остром кисло-сладком соусе, сложные ароматы которого сплетались и завивались в воздухе спиралью… Сильфий, подумал Джон. Уже в следующий миг сильфий затерялся среди мешанины запахов, исходящих от других котлов, сковород и огромных дымящихся горшков. Богатейший букет обонятельно-вкусовых впечатлений всколыхнул память, вызывая к жизни образы уставленных яствами столов. На мгновение Джон перенесся в лес Баклы и вновь услышал матушкин голос, читающий описания блюд, вновь ощутил, как горячее пряное вино проливается в нутро целебным бальзамом, заглушая голод, изгоняя холод и даже угашая гнев. Он закрыл глаза и медленно вдохнул, втягивая упоительные ароматы все глубже, глубже…

— Эй, что с тобой?

— А? — Джон, вздрогнув, открыл глаза.

Филип тревожно всматривался в него:

— Уж не собираешься ли ты сблевануть?

Джон с усилием покачал головой.

— И слава богу. — Филип указал на темный деревянный щит, приколоченный над дверью. — Блевать воспрещается правилами.

Сводчатый потолок подпирали толстые колонны; дневной свет проникал через полукруглые окна в продольной стене, размещенные высоко над полом. В середине кухни теснились тяжелые столы, где мужчины в фартуках и косынках рубили, крошили, разделывали и увязывали. Между ними пробирались поварята, — шатаясь под тяжестью подносов и сковород, они направлялись к широким аркам в дальнем конце помещения и проходу за ними. Мужчины, стоявшие вокруг одного из центральных столов, быстро крутили над головой белые тряпичные свертки, словно исполняя странный танец.

— Мастер Сковелл говорит, кухня старше дома, — продолжал Филип. — А очаг даже старше кухни. Если он погаснет… — он чиркнул пальцем по горлу, — пиши пропало.

В этот момент мужчины, крутившие над головой тряпичные свертки, одновременно бросили их на середину стола, и из них высыпалась куча ярко-зеленых листьев.

— Салатный стол, — пояснил Филип. — Только для салатной зелени.

Поодаль от салатного стола один из поваров снимал с громоздкой деревянной стойки, установленной у высокого буфета, подносы размером с хорошее тележное колесо. Потом с криком «Поберегись!» он принялся запускать один за другим по полу. Мужчины и мальчишки подались в стороны, когда металлические диски, вихляя и погромыхивая на каменных плитах, покатились через все помещение, прямиком в поджидающие руки. На каждый поднос с грохотом ставилась стопка оловянных плошек, после чего его уносили в дальний конец кухни, к гигантскому очагу, занимавшему всю поперечную стену. Там высокий длинноусый мужчина медленно выписывал мешалкой восьмерки в большом котле, а его приземистый напарник ловко орудовал поварешкой. В миски вязко шлепались дымящиеся лепешки серой овсянки.

— Все, с завтраком управились, — сказал Филип. — Я про нас говорю, про кухню. Которые наверху, они еще набивают брюхо. — Он пренебрежительно ткнул пальцем в потолок.

— Которые наверху?

— Домашняя прислуга. Мы с ними никаких дел не водим. Только кормим, и все.

Повара по всей кухне поминутно выкрикивали приказы: «Воды сюда!», «Точило мне!», «Выпотрошить живо!» — и всякий раз один из младших поваров или поварят срывался с места, чтобы поднести-отнести-подержать-убрать или пособить в какой-нибудь загадочной кухонной работе.