Пирамида Хуфу
Шрифт:
Воспитанные в почтительной вере и страхе, молодые люди упали ниц пред живым воплощением бога Птаха. За деревянной колонной, незамеченный, стоял Яхмос и наблюдал за ними. Довольный произведенным впечатлением, он выступил вперед и слегка кивнул на их приветствие.
— Сегодня священный Апис милостив, и вы можете его видеть, чтобы вернее изобразить его красоту и величие. Но соблюдайте осторожность и не нарушайте его покоя, — вполголоса проговорил жрец.
Друзья благоговейно смотрели на быка, лениво прикрывшего глаза от жары. Они внимательно начали рассматривать прихотливую линию спины. Яхмос молча подал им кусок папируса, палочку и краску. Бык стоял совершенно неподвижно, и жрец перестал наблюдать за ним.
Инар быстро наметил ровные клетки на папирусе, а затем легко и уверенно начал наносить в них контур животного. Жрец молча наблюдал за быстро движущимися пальцами, его опытный глаз оценил работу искусного рисовальщика, каким был Инар. Руабен очень тихо сделал замечание и провел палочкой тонкую линию, и Яхмос отметил про себя верность глаза и точность руки молчаливого скульптора. Работа быстро подвигалась к концу. Молодые люди шепотом заспорили, Руабен оказался прав, и Инар послушно сделал несколько легких штрихов.
Жара становилась нестерпимой, солнце поднималось все выше, в воздухе зажужжали насекомые. По двору шел слуга в короткой повязке на бедрах. Но что-то случилось с Аписом. Разъяренный, видимо, сильным укусом овода, он ударил рогом о кору дерева так, что обнажилась лубяная часть и, задрав хвост, страшный, как бог ужаса, бросился по двору. На пути взбесившегося животного встретилось совсем легкое препятствие — голые грудь и живот. Ослепленное злое чудовище бросилось на это препятствие. Человек, не успевший вскрикнуть, упал, насквозь пронзенный рогом. Запутавшись во внутренностях, бык принялся топтать окровавленное тело, разбрызгивая красные фонтаны на песок, на белые пятна шкуры. Оцепеневшие от ужаса скульпторы сидели на полу. Жрец молча стоял, мысли его мелькали, как молнии. Вот уже пятая жертва ярости Аписа лежит в луже крови. А если такое случится на торжестве? Даже во имя собственной жизни он должен сломить бешеного быка, иначе он станет таким же кровавым месивом. Зорко следя немигающими глазами за животным, весь напружинившийся, он решительно приблизился к Апису, защищенный только прозрачной тканью. За ним следили десятки глаз слуг, спрятавшихся за барьеры и за двери. Скульпторы растерянно смотрели, не смея помочь жрецу, ибо их прикосновение осквернило бы бога.
Яхмос подошел кошачьей, крадущейся походкой сзади к животному, и могучая рука обхватила один рог, а другая пальцами сжала шею, и бык, казалось, покорно опустил голову, но только по огромным клубкам вздувшихся мышц у жреца Руабен понял, какая сила требовалась Яхмосу, чтобы сломить эту мощь. Содрогаясь, бык вскинул вверх задние ноги, но вторая рука, сжимавшая шею, сделала неуловимо быстрое движение и скрылась. Судорога прошла по телу Аписа. Он сник, пригнулся и стал как бы меньше. А жрец, весь в кровавых пятнах и брызгах на белой ткани, стоял, словно бронзовый монумент, еще более могучий, чем его противник. И вот Апис, как теленок, послушно пошел за Яхмосом в свои покои, оттуда послышались глухие удары и жалобное мычание усмиренного животного. Слуги, бледные от страха, бежали уже с носилками за изуродованным телом товарища.
Скульпторы встали, подавленные, не зная, как себя держать. Яхмос вышел из покоев Аписа и быстро вошел на галерею. Тонкие губы его были туго сжаты. Холодные глаза сильного, жестокого человека остановились на скульпторах, и они содрогнулись от угрожающего взгляда, еще не остывшего от опасной схватки.
— Вы все закончили? Это был ленивый слуга, и боги в лице священного Аписа наказали его. Так будет со всяким, кто не почитает богов, — с угрозой добавил он. — Теперь, надеюсь, вам уже не надо видеть нашего Аписа?
Молодые люди низко склонили бледные лица и, тихо поблагодарив жрица, вышли из храма в сопровождении привратника. На душе у них было очень скверно. Долго еще стояла кровавая картина в глазах под ясным небом и удивительная схватка разъяренного животного с его победителем.
— Но почему боги так жестоки с нами? — тихо спросил Руабен и сам же испугался своих слов. Инар безмолвно посмотрел на друга, в глазах его отражались тяжелая борьба и сомнение.
РУАБЕН РАБОТАЕТ НАД СТАТУЕЙ НЕФТИДЫ
Незаметно текло время. Руабен учился у старого мастера Анупу.
Он оказался на редкость способным скульптором. Тайны искусства, знание свойств материала — все легко, как бы шутя, давалось ему. Анупу только покачивал головой, когда наблюдал за работой своего ученика.
Внимательный, с прекрасной памятью, он не забывал ни одного совета, ни одного ценного замечания. То, что другие осваивали годами, способный ученик схватывал в короткие месяцы. Иногда около него останавливался начальник мастерской и молча следил за спокойными, но всегда точно рассчитанными ударами сильной руки молодого мастера. Анупу очень быстро заканчивал свою работу вместе со своим талантливым помощником. Товарищи по мастерской дружелюбно относились к новому мастеру.
От храма Нефтиды* [31] поступил заказ на выполнение статуи богини, покровительницы храма. Начальник раздумывал, кому его отдать. Он вызвал к себе Анупу и предложил ему работу над заказом. Однако Анупу отказался и посоветовал передать работу новому мастеру — Руабену. Начальник недоверчиво посмотрел на Анупу.
— Напрасно сомневаешься, — сказал скульптор. — Мне не приходилось встречать таких способных людей. И выполнит эту работу он хорошо.
— Ну что ж, попробуем, — согласился начальник.
31
Нефтида — сестра Осириса и Исиды
Руабен выслушал его серьезно и задумался. Ему хотелось самостоятельной работы, но он еще не был уверен в своих силах. После некоторого раздумья он согласился.
Кропотливо выбирал он подходящую глыбу и, наконец, остановился на светло-желтом кварците. Долго размечал пропорции будущей богини со всех четырех сторон глыбы. Это пропорции строго соблюдались скульпторами и были предписаны жрецами. Богиня должна была быть изображена в рост.
Начав самостоятельную работу, Руабен увлекся. Но часто на него находили сомнения, и он обращался к своему учителю. Анупу в таких случаях посмеивался над ним и добродушно ворчал:
— Все у тебя идет хорошо!
Анупу от души радовался успехам своего ученика, а Инар гордился дружбой с ним. Постепенно Руабен становился настоящим горожанином. Он мог бы быть довольным своей жизнью, если бы семья жила с ним. Но за это время он ничего о ней не смог узнать. Ни одной самой маленькой весточки не доходило до него из родных мест. По ночам его охватывала острая тоска и тревога. Он видел самые страшные сны. Когда он однажды попросил отпустить его ненадолго, начальник отмахнулся и сказал, что об этом не может быть и речи. Кругом шли срочные работы. А семья? Ничего с ней не случится. Руабен не мог ослушаться.