Пирамида Хуфу
Шрифт:
Инар, улыбаясь, смотрел на веселую, раскрасневшуюся девушку.
— Ипут! Попроси Тию зайти сюда на несколько минут.
— Скажу, Инар!
Она легко побежала по желтой тропинке между цветами. Инар проводил ее грустными глазами. Ему нравилась шаловливая, беспечная и в то же время добрая сестра любимой девушки. Послезавтра он уже не будет их видеть. Через полчаса Инар увидел сестер. Они шли из глубины сада. Ипут остановилась и села на скамейку. Инар подошел к Тие. Она стояла, застенчиво улыбаясь, и слегка наклонила голову в ответ на его приветствие.
— Тия! Я заканчиваю работу, послезавтра уже не приду к вам.
Тяжелые ресницы Тии затрепетали. Она смотрела на него печальными ласковыми глазами.
— Я принес тебе на память обо мне небольшую вещь. Светильник. С мыслью о тебе я делал его почти год.
И он развернул белый сверток, лежавший в его корзине. В его руках был небольшой каменный лотос. Между двумя круглыми малахитовыми листьями возвышались на зеленых, тоже малахитовых стеблях бутон и распустившийся цветок белого лотоса. Тия замерла от восторга. Такой красивой вещи она не видела, хотя в ее богатом доме всего было в избытке.
В солнечных лучах сквозь нежные лепестки просвечивала золотая сердцевина, излучая мягкий свет. Отполированные листья блестели свежестью как живые. Узор светлых жилок расходился от центра к краям и разделялся на тончайшие нити. По кромкам утолщенных листьев бежали струйки ювелирно-четких иероглифов: «Пусть радость и счастье дарит тебе Ра» и по кромке другого: «Пусть светильник рассеет ночные тени и мрак», — прочитала Тия. В глазах ее стояли слезы. Ипут подошла близко и тоже не сводила восхищенных глаз с каменного цветка.
— А как же его зажигать? — спросила она. — Жаль такую прелестную вещь портить копотью.
Инар улыбнулся той открытой улыбкой, которая всегда располагала к нему людей.
— Ему ничего не сделается, Ипут! Зажигать его надо так: снять белый бутон со стебелька, а он темный. В стебелек наливается масло, часть его проходит в листья, а потом вставить льняной фитиль. Цветок не снимается со своего стебля. Когда огонь не нужен, потушить его и надеть бутон. Вот и все.
— Нет, Инар! Это царский подарок. Но очень дорогой. Я не могу его взять.
Блестящие глаза Инара потухли.
— Но для царя я не стал бы его так делать. Я делал его для единственной девушки на земле. Прими его как дар любящего сердца.
— А что я скажу маме?
— Скажи, что обменяла на зерно, — подсказала Ипут.
— Она так и поверит, что за эту вещь мы отдали две кружки пшеницы. За нее надо везти зерно на быке, — насмешливо улыбнулась Тия.
— Да, пожалуй, — согласилась младшая сестра.
— Спасибо, Инар! Придется сказать правду. Подожди меня, я тоже подарю тебе амулет на память. Благодарю тебя за прекрасный подарок и за твое дорогое пожелание.
Румянец вспыхнул на ее нежном лице, и Инар не знал, любуясь ею, чего больше в его душе — счастья или страдания от ее красоты. Он смотрел ей вслед, когда она понесла светильник, закрыв его белой тканью. Она возвратилась очень быстро и протянула ему изящного бирюзового скарабея с коричневыми точками вместо глаз.
— Возьми и храни его. Бирюза приносит счастье и охраняет человека от бед. Это мой любимый амулет. Пусть он бережет тебя от всех невзгод.
Инар бережно спрятал скарабея в пояс набедренной повязки. Они сели на скамейку. Стоя у двери, Ипут смотрела на них с грустью. Стройные, юные, они были удивительной парой. Забыв о том, что будет после, сейчас они были счастливы без слов. Впервые в своей жизни она видела людей, так стремящихся друг к другу. Никогда не было у сестры таких счастливых, удивительных глаз. Тия протянула Инару узкую тонкую руку, и он склонил к ней свое лицо.
«Почему люди не могут быть счастливы, — думала Ипут. — Их лица светятся радостью, когда они вместе. И как хорош этот Инар! Красивый, умный, добрый, он все умеет делать. Все у него есть, чтобы принести счастье сестре. Только нет родовитого имени и богатства. Но он сам богатство. Он умнее и способнее любого юноши нашего круга. И читать он умеет. А как пишет!»
Вдали послышался голос старой няни. Она звала девушек к обеду. Лицо Инара дрогнуло. У Тии погас счастливый блеск в глазах. Она встала и улыбнулась Инару очень ласково и грустно. Девушки медленно пошли к дому. Инар долго сидел неподвижно, прислонившись головой к стволу дерева. Он не слышал и вздрогнул, когда кто-то сел рядом.
— Что с тобой, Инар? Уж не болен ли ты? — спросил главный садовник.
— Да! Голова у меня разболелась, — бесцветным голосом ответил скульптор, нехотя взял резец и пошел к бассейну.
В последний вечер, заканчивая работу, Инар задержался. К бассейну пришла молодежь с маленькой арфой. Все уселись на скамейке, и братья вдвоем спели песенку, модную среди молодежи столицы, Один их них играл на арфе. Пели они слаженно, и видно было, что петь любили. Инар стоял и слушал. Иногда он взглядывал на Тию. Она была молчалива и печальна. Даже всегда резвая Ипут на этот раз была неразговорчива. Окончив песенку, старший из братьев подошел к Инару и, протягивая арфу, попросил:
— Спой что-нибудь! Мы любим слушать песни.
— Да что вы, господин!
— Но ведь ты поешь, Инар! — сказала Ипут. — И поешь хорошо! Я слышала.
Инар посмотрел на Тию. Ему мучительно хотелось побыть здесь хотя несколько минут. Завтра он уже не придет сюда и, может быть, никогда больше не увидит ее.
— Хорошо! Я спою.
Он проиграл мелодию и запел сначала очень тихо, потом громче. Задушевность его голоса сразу покорила слушателей. Тия сидела неподвижно в тени дерева, и только на лицо ее сквозь ветви падал лунный свет. Глаза ее неотрывно смотрели на певца. Грустная песенка была одной из любимых среди ремесленников. Когда он кончил, Ипут спросила:
— Спой еще!
— Спой, Инар! Ты прекрасно поешь! — попросили оба брата.
— Спой! — тихо сказала Тия.
Инар помолчал несколько секунд, опустил голову, и в вечерней тишине под тревожный рокот струн поплыла его песнь о любви.
Мелодия песни была непривычной. В голосе певца слышалась то глубокая нежность и грусть в протяжных и мягких нотах, то горькая жалоба в гортанном глухом звучании. В последних словах была усталая тоска. Напряженно слушала его молодежь. Даже острые на язык насмешники братья молчали долго после того, как Инар кончил петь.