Пирамида, т.1

Леонов Леонид Максимович

Режиссер начал с вопроса, зачем прирожденную урбанистку понесло, мягко говоря, на побывку к маме-природе? По крайней мере у пани Юлии хватило благоразумия припасти заблаговременно себе тулуп, болотную обувь, брезентовый скафандр с накомарником – все это по числу друзей, от скуки приглашаемых устроить небольшой на лужайке детский крик?

Когда же словесный фейерверк кончился, Юлия поласкала мудреца взглядом и как-то уж слишком кротко попросила его в предвиденье дальнейших интеллектуальных затрат не расходовать силы.

Глава VII

Непонятно, когда и как он загорелся вдруг, но только с приближением гостей фонарь на кронштейне уже бросал по сторонам желтоватый отсырелый свет, также на площадку крыльца с домашней дерюжкой для вытирания ног. Связка ключей сигнально, на весь дом, прозвенела в руке у Юлии. Тотчас за вторым порогом оказалась неожиданно просторная прихожая с гардеробными нишами в стенах. Никто не вышел встретить хозяйку. Чуть дальше массивная, цельного дуба лестница

в два широких марша уводила куда-то наверх... И вообще с первого же шага посетитель испытывал зрительное раздражение от неуловимых конструктивных несуразностей, как бы опечаток при пробежке корректурного листа. Трудно было свыкнуться, например, что довольно вместительный круглый холл для небольших приемов так легко вписался в столь ограниченную, судя по наружному периметру, площадь нижнего этажа. Поистине, мелькнуло у Сорокина в уме, тот захудалый домик с двойным дном заслуживал упоминания в ряду мировых архитектурных парадоксов.

Свое одобрительное восклицанье, в ответ на удивленный взгляд хозяйки, Сорокин объяснил профессиональным чутьем на хорошую придумку, неожиданный, логарифмирующий действительность сюжетный поворот, так как, доппингуя мышление, помогает без скуки дожить жизнь, досмотреть фильм, дочитать книгу, страницу. В ответ Юлия предложила гостю передохнуть минуточку у нее наверху после дорожных треволнений, и режиссер понял ее приглашенье как законное стремление показом своей обновки изнутри посгладить первое неблагоприятное впечатленье.

– Если нет возражений, разумеется... – прибавила она, предоставляя ему право отказа. – Потом мы могли бы с окрепшими силами дочитать нашу страницу до последней строки.

– Есть опасения, что дело затянется за полночь? – почему-то обеспокоился режиссер.

– О, все будет зависеть от вас одного, Женя... – с неподвижным лицом посмеялась хозяйка.

Когда же речь коснулась самой истории приобретения, проницательный гость высказал догадку, что в обширных карманах покойного Джузеппе среди прочей драгоценной завали легко могла оказаться и эта, с деревянным чертогом посреди, скромная латифундия – ввиду близости золотоносных песков, например. Юлия сразу отвергла наследственное происхождение усадьбы, существовавшей не долее двух месяцев.

– Все кругом и что вам еще предстоит увидеть впереди возникло из ничего в самом конце зимы. Никто, кроме нас с вами, еще не поднимался по этой лестнице, не сидел в этих креслах... Все до последнего гвоздя сделано здесь по моему плану, хотя и не мною... – Она задумчиво посмотрела куда то в лысеющий лоб улыбавшегося режиссера. – У вас такой светлый целеустремленный вид, Женя, словно вы разгадали секрет мироздания. Не томитесь, похвастайтесь!

– Вы угадали!.. Перед нами не иначе как подарок довольно могущественного жениха, судя по давешней колдовской коляске. Внешняя бедность строения – чистая маскировка припрятанных где-то в подполье сундуков с сокровищами: смарагды, яхонты, хризобериллы... – Одобрительный кивок Юлии подтвердил его близость к действительности. – Но, примите мои сочувствия, вряд ли он правильный реальный мужчина в цвете сил. Наше, освобожденное от суеверий социалистическое сознанье может примириться с ним разве только в образе пожилого, многоступенчатого дракона с полудюжиной голов. Представляю небезопасный труд любви целоваться поочередно с каждой... да если еще это ненасытный сладострастник! Но представляю себе умилительное зрелище супружеской кровати и в ней семь подушек подряд... Скажите, у вас тоже асбестовая? – В заключение импровизатор деловым тоном осведомился у хозяйки, прибывает ли к ней любовник, по старинке, через каминный дымоход или из спальни имеется прямая штольня в пекло, и притворно поискал глазами, нет ли секретного лифта в стенке поблизости.

– Браво, браво, Сорокин... – улыбнулась Юлия и два разка хлопнула в ладоши. – Это вы с ходу придумали или взяли напрокат из сценария о своей пресловутой Аленушке?

Режиссеру оставалось лишь развести руками, признавая тем самым свое бесспорное пораженье в первом туре.

Теперь уже безобидно подразнивая друг друга, они поднялись по ковровой лестничной дорожке. Вкруг чуть меньшего верхнего холла располагались царственные в смысле старомодной роскоши апартаменты для влиятельной особы, даже монарха средней руки, пребывающего в изгнании. Продолжая свою импровизацию, Сорокин комично покаялся, что ни за что не поселился бы в столь уединенной резиденции, как нарочно приспособленной для всякой феодальной чертовни, но Юлия никак не поддержала его на сей раз. Меж тем помещение и в самом деле изобиловало множеством непонятных закоулков, помимо всяких тайничков с несомненными ловушками в виде подстерегающих зеркал. Так, на переходе во вторую половину здания, как бы в острастку шутника, неторопливая гуляющая пара, даже одетая под Юлию и ее спутника, если только не они сами, пересекла им дорогу и скрылась в полуосвещенной галерее, – так ловко был рассчитан многозеркальный обман, что пришлось чуть попятиться, уступая им дорогу. Сорокин тогда ничем не выдал своей озабоченности, тем более что по заграничным луна-паркам знаком был и не с такими еще фокусами, все же в лицо ему дохнувшая жуть не то что поколебала в нем привычное реалистическое умонастроение, но заставила серьезней относиться к окружающей обстановке. И сперва ему не очень понравилось, что во всех комнатах отсутствовали окна в полном несоответствии с фасадом, а потом показалась нежилой самая атмосфера их, хотя для достоверности, видимо, два запачканных мелом кия лежали вперекрест на бильярдном столе с отыгранными шарами в лузах, а на жакобовском пузатом шифоньере – скрипка, издавшая кастрюльный звук от щелчка, а на девственно-несмятой постели в спальне валялись дамские чулки и только что с ног сброшенные туфельки на ковре рядом.

Сооружение было слишком громадно, причудливо и торжественно, чтобы не задержаться возле на минутку.

– Ну, тут спальня у меня... – придерживая занавес входной арки, как бы мимоходом обмолвилась Юлия и не помешала заглянуть в необязательный, казалось бы, для показа уголок своей резиденции.

Только крайнее душевное смятенье чувств, слепота самозабвенья вынуждали ее предстать перед консультантом в такой наготе. Утопая в ковре, он совершил, однако, беглый осмотр. Гнездышко грез и неги, как с налету обозначил его режиссер, мало соответствовало своему целевому назначенью. Помимо излишеств отделки и меблировки, какое-то раздражающее буквально в каждой мелочи противоречие логике и очевидности приводило глаз в замешательство. Как и внизу, общая площадь помещений заметно превышала наружные параметры захудалой дачки, а обнаруженный за прозрачной перегородкой бассейн семейной вместительности и с мраморными тритонами по борту никак не вписывался рассудком во второй этаж ветхого деревянного строенья. Но дольше всего и с почтительного расстоянья, диктуемого чрезмерной откровенностью объекта, Сорокин изучал приподнятое ступеньками в сумеречной глубине, под сенью ниспадающих драпировок, двуспальное сооруженье, достаточное для нескольких любовных пар. Старомодное убранство вовсе не вязалось с обликом Юлии, но лишь на склоне лет, наконец-то приступая к съемкам фильма о внучке великого Джузеппе, уже с актрисой помоложе в главной роли, Сорокин разгадал подоплеку нелепого и, видимо, от наслоения многократных поправок, довольно смешного старанья молодой женщины приукрасить свое брачное, вернее – тронное ложе к тому сверхисторическому акту, что в скорости должен был свершиться тут в стерильной тишине, неведомо для мира.

К тому времени шаткость в коленях от полета на механической метле окончательно прошла, а концентрированная нелепость поистине царственных чудес снижала их на уровень забавного надувательства, если же сюда прибавить необычную терпимость Юлии к некоторым его вольностям, доказательство ее безвыходного положенья, то все вместе и вдохновляло режиссера на довольно легкомысленное балагурство.

– Бедняжке уже доводилось ночевать на этом парадном эшафоте? – и, видно, по праву ревнивого паладина еще раз на всякий случай осведомился даже насчет личности ее партнера, кто же он в действительности – ифрит из багдадской бутылки, кощей местного значения или огнедышащий дракон, наконец.

Блуждающая улыбка Юлии служила косвенным указаньем, как близка к истине его догадка. Правда, не виднелось кругом ни жаропрочной мебели чугунного литья, ни асбестовых подушек, зато обнаруженный в углу потайной лифт мог служить здесь лишь для прямого спуска в лабиринты преисподней. И лишь когда расшалившийся шутник приравнял к паяльной лампе поцелуи того чешуйчатого господина с зеленым хвостом, гримаска неудовольствия прозмеилась в губах хозяйки.

– Ваше счастье, что ангел, а не дракон... – сказала Юлия. – Иначе мог бы сделать вам нехорошо.

Похоже, искра блеснула на скрещенье их взглядов.

– Приберегите для ваших милашек эту карамель, – вразумительно, чтоб не оставалось сомнений, сказала Юлия и жестом пригласила продолжить начатую работу.

И снова, как ни добивался, даже с угрозой немедленно уехать, будто ему ничего не стоило привести ее в исполнение, Юлия смотрела на режиссера загадочным усмехающимся взором знаменитой луврской дамы, которую, кстати, и увидел четверть часа спустя. Изучающее ожиданье читалось в глазах хозяйки, и можно было подумать – выверяла его высшие способности, чтобы плачевно не обмануться вновь. Вдруг, показалось Сорокину, он разгадал истинный смысл приглашения в поездку – как призыв переступить последний разделявший их порожек, в некотором смысле прямое понуждение к действиям, неизбежным в столь располагающей обстановке. Чрезвычайная магия приключения поблекла, схлынула, обратилась в свою комическую противоположность, ибо технически сверхскоростное перемещение могло в равной мере объясняться и современным уровнем заграничного автомобилестроения, и невыясненными пока свойствами пространства, подлежащими открытию потомков, так что и совершаемый Юлией акт получал естественную в ее возрасте, единственно-правдоподобную разгадку. Он выражал степень трагического отчаянья, крайнего женского одиночества, если больше некому было предложить себя, тогда как при желании из той смешной, связавшей их навеки, детской тайны легко перекидывался мостик к достаточно легкомысленной дружбе, откуда всего шаг до завершающей дело интимности. Конечно, для предполагаемой цели нечего было мчаться сломя голову к черту на рога, нашелся бы и поближе уголок, но подобно тому как зверь по наступлению сроков забивается в тайную нору – сгинуть там, так и самолюбиво-целомудренные натуры ищут себе безлюдную глушь предаться там неистовствам постыдной надобности. Сорокин был из числа щепетильных мужчин, нуждающихся для любви в сопроводительной романтике, как раз подоспевшей к загадочной поездке, и на мгновенье ему даже причудилась римская матрона древности, позвавшая раба в свое святилище с бассейном на строго ограниченный срок, и, как ни глупо было отказываться от соблазнительной победы, он в силу все еще не изжитого комплекса плебейской неполноценности только и ждал теперь повода с холодком отстраниться от предложенной чести. Видимо, она прочла его дерзкие мысли.