Пирамиды богов
Шрифт:
Лис прогулялся до того самого места где много лет назад тайно переходил границу, возвращаясь из Югославии в Москву. Вокруг мало что изменилось: малоэтажные дома, напоминали советские хрущовки; на проезжей части выстроились вычурные жирафоподобные фонари; автомобильный поток не стихал ни днем, ни ночью. Как и тридцать лет назад в глаза бросалась окружающая чистота, казалось, даже воздух очищен от бактерий и запахов.
Да чтоб вас! Как вы это делаете?
Долгожданное письмо пришло утром третьего дня. Все это время он мониторил новостные сайты в надежде отыскать упоминание о себе. Ничего. В общем, как и
Отправитель: Фауст Гетте
«Добрый день! Давно я не видал такого переполоха. ФСБ снуют третий день, собирают информацию. Когда выяснилось, что бомба муляж, они немного успокоились. Завели дело за ложное сообщение о теракте. Знают, что вы в Германии, вроде как собираются отправить запрос на экстрадицию. Думаю, погрязнет в бюрократии. В любом случае — будьте осторожны.
Римское дело до сих пор под грифом. Мне не удалось его досконально изучить, слишком большой объем. Смог отыскать его досье. Переведен в британское посольство в Мадриде через месяц после тех событий. А дальше — какая то несуразица. Помещен в психиатрическую лечебницу в городе Парла, где скончался через полгода. Причина смерти не указана. Есть ссылка на полицейское расследование. Сказано: задержан за попытку суицида, оскорбление стражей порядка. Есть фото из полицейского участка, высылаю.
Единственное что меня смущает — почему его нет в базе? Либо чья-то халатность, а это было сплошь и рядом в конце 80-х. Либо это сделано намеренно. Здесь я уже ничем не могу помочь.
Рекомендую вам не возвращаться в Россию. Выяснив, что бомба — блеф, сомневаюсь, что они отправят кого-нибудь за вами. Рассчитываю на вашу сознательность оставить наш разговор в тайне. Надеюсь, я выполнил вашу просьбу.
Всего хорошего и удачи»
Лис еще долго перечитывал письмо и размышлял. Он, конечно, был готов к такому повороту, однако разочарование оказалось непосильным. Разболелась голова. Он выпил обезболивающее лекарство и прилег отдохнуть.
Когда мозг снова смог соображать, он отыскал в интернете телефон клиники.
— Центр психического здоровья. Чем могу помочь? — ответила девушка на-испанском.
— Буенос Диас. Мое имя Стэнли Хапферсон. Я представляю международную службу Бибиси Великобритании, — сказал Лис на плохом испанском с имитацией английского акцента. — Я режиссер, готовлю документальный фильм об английских подданных, подвергавшихся лечению в иностранных клиниках. Нас интересует одна история из восьмидесятых, произошедшая у вас. Кто мне может помочь с информацией?
— Сеньор Хапферсон, верно?
— Да.
— К сожалению, только главный врач может дать такую информацию. Но он в отъезде и будет только в понедельник.
— Простите, а как вас зовут?
— Эм, Пилар Перес.
— Если позволите, дона Пилар? Через четыре дня мы должны быть в Рио-де-Жанейро. В этот промежуток планировалось посетить Парлу. График очень жесткий. Если нам не удастся взять интервью, это катастрофа для моего фильма. Я прошу вас, неужели больше никто не сможет помочь мне?
Она вздохнула.
— Возможно, Сеньор Гонсалес мог бы помочь вам. К сожалению, его тоже нет на месте. Но он будет
— Благодарю вас. Тогда с вашего позволения я не стану менять наш график. Завтра мы прилетаем в Мадрид. Надеюсь, Сеньор Гонсалес примет меня. А если нет, я начну громко кричать и биться в истерике. Тогда он будет вынужден принять меня как пациента.
Девушка с трудом сдержала смешок.
— Раз уж вы приедете без приглашения. Не упоминайте, что я вам посоветовала обратиться лично к нему. Он…
— Ну что вы, дона Пилар. Смело можете положиться на мое слово. Моя жена как то спросила: когда я уже начну врать, как это делают все мужчины? А я ей говорю: не могу, если пообещал женщине, будь добр исполнить.
Они в такт рассмеялись.
— Спасибо. Приятно осознавать, что настоящие мужчины еще остались.
— И еще один момент. Мой редактор установил такой жесткий срок, что я вынужден монтировать фильм, не сняв и половину материала. Представьте: Леонардо да Винчи должен нарисовать Мона Лизу, а половина ее лица скрыто материей. Абсурдно, правда? А он мне: сдай первого июня, и все тут. Монстр ей богу. Сегодня прямо в самолете буду монтажные склейки набрасывать. Для хронологии мне нужно знать даты выписки пациентов. Может, подсмотрите одним глазком?
— Но я…
— Я могила, вы же помните? Дона Пилар, прошу вас. Это будет наш небольшой секрет. Вы не представляете, сколько времени мне удастся выиграть. А вам обещаю небольшой презент, в знак глубочайшей признательности. Вы так помогли мне.
— Ох, боже мой. Даже не знаю завидовать или сочувствовать вашей жене. Говорите его имя.
— Джеймс Гаррисон, сотрудник английского посольства. Поступил в восемьдесят пятом. И хочу добавить, бывшей жене. Упс, неужели вслух сказал?
Она рассмеялась.
Лис расслышал звонкий стук ногтями по клавиатуре.
— Так, ага нашла. Поступил… шестнадцатого апреля. Палата… ага. Переведен в восемьдесят восьмом на особый режим.
Внезапно девушка сорвалась в крик:
— Миерда! (исп. «Дерьмо»)
Пилар со шлепком закрыла себе рот ладонью.
— Дона Пилар?
— Я не могу вам помочь.
Она бросила трубку.
Лис просидел в тишине несколько минут. Официально умер в восемьдесят пятом, а переведен в восемьдесят восьмом. Это не могло быть ошибкой. Кто-то сознательно объявил его умершим. Но зачем? Во что он ввязался?
Лис принялся судорожно собирать вещи.
Перед выходом он еще раз рассмотрел фото, присланное Михаилом. В этом взгляде читалось отчаяние. Лис не мог с этим смириться. Джеймс в любой ситуации вел себя трезво и уверенно. Это часть специальной подготовки, сломать которую испанским полицейским уж точно не по зубам.
Лис обязан узнать, что с ним произошло.
Ради Джеймса.
Около семи вечера Лис добрался до Капитолийского холма. Поднявшись по широкой пологой лестнице Кордоната, между двух статуй античных героев Рима Кастора и Поллукса Диоскуров, он очутился на Капитолийской площади. В центре на высоком постаменте на него смотрел император Марк Аврелий на своем бронзовом коне. Животное будто бы застыло на ходу, пока император приветствовал поднятой рукой своих подданных.