Пират Его Величества
Шрифт:
— А с его сестрой Сюзанной?
— Лично никогда с нею не встречался, хотя видел издалека. Очень красивое создание. Я бы сказал, что она обречена на выгодное замужество. Однажды отец увезет дочь с собой в Лондон, где подыщет для нее подходящую партию.
Гектор испытал укол разочарования. Дампир чуть ли не в точности повторил слова землемера Снида.
— Значит, вы считаете, на Ямайке она не останется?
— Что ей там делать? А к чему все эти расспросы? Ты с ней знаком?
— Однажды встречался, — признался Гектор.
Дампир окинул юношу проницательным взглядом.
— Влюбился в нее, да? Что ж, это так же необычно и любопытно, как и все, что мне довелось наблюдать в Южном море: простой искатель приключений, томимый любовью к дочери знатного вельможи. — Он с нарочитой печалью шмыгнул носом и начал сворачивать клочок бумаги, собираясь засунуть листок в бамбуковую трубку вместе с прочими заметками. Потом, как видно, какая-то мысль пришла ему в голову, и Дампир поднял голову и спросил у юноши: — Если хирургу Смитону больше не требуются твои услуги, может, ты поможешь мне с наблюдениями?
— С радостью, — заверил Гектор, — хотя главной моей обязанностью все равно остается помогать врачам.
— Ах да, ты же говорил с Рингроузом. Вот увидишь, у него умелые руки, и он намного больше интересуется кораблевождением и навигацией, чем медициной. Ему нравится мастерить инструменты для определения высоты солнца над горизонтом, составлять таблицы прицеливания, и все такое прочее.
— Я заметил, что он все утро провел, рисуя карту залива с островами.
— Весьма разумная предусмотрительность. У нас нет карт этих мест. Мы не имеем ни малейшего представления о портах и якорных стоянках, течениях, рифах и островах. Такие подробности известны только испанцам. На тот случай, если мы сюда вернемся, Рингроуз составляет описание, так что мы хотя бы будем знать, где якорь бросить, где найти воду и укрытие.
— Когда-то я работал на капитана-турка, помогал ему с морскими картами. Но, не считая одного-единственного плавания через океан, у меня мало опыта в практической навигации.
— Тогда держись поближе к Рингроузу и узнаешь многое, — посоветовал юноше Дампир, — хотя, как я полагаю, это будут знания главным образом о каботажном плавании и лоцманском деле, а не о навигации в открытом море.
Так и оно оказалось. Следующие два месяца «Троица» держалась подле берега, жадным хищником высматривая крохи добычи. Новости о появлении пиратского корабля распространились по испанским поселениям, и в первые десять дней, что корабль околачивался у Панамы, было захвачено несколько неосторожных призов, которые приплыли прямиком ему в пасть и сдались без боя. В числе захваченных был посыльный корабль, груз которого составляли жалованье гарнизона Панамы на общую сумму в пятьдесят одну тысячу песо и — что было столь же желанным — пятьдесят больших глиняных горшков с порохом. Последние пополнили буканьерские запасы, которые заметно поистощились. У других несчастных жертв буканьеры разжились продовольствием — мука, бобы, клетки с живыми курицами, мешки с бобами шоколадного дерева, которые пираты истолкли в порошок и пили, смешивая с горячей водой. Захваченные суда были маленькими барками и особой ценности не представляли. С них снимали весь такелаж и паруса, что могли пригодиться, а затем абордажная партия проделывала дыры в бортах или днище и без проволочек затапливала.
Однако погода буканьерам не благоприятствовала. Ни дня не проходило без частых ливней, от них промокала и одежда, и люди. В удушливой и сырой тропической жаре паруса покрывались огромными пятнами вонючей плесени, и над промокшим кораблем витали влажные миазмы. Излишки воды стекали через щели, приводя в негодность все под палубой. Пушки покрывались налетом, оснастка гнила. Хлеб и сухари в кладовых у кока плесневели. Чтобы раздобыть свежие съестные припасы, забияка Соукинс устроил набег на маленький прибрежный городок. Местные жители наспех соорудили бруствер у городских ворот, и, когда Соукинс, кинувшись на приступ, уже пытался выдернуть из баррикады один из деревянных кольев, его наповал сразила испанская пуля. Гибель вожака усугубила общее разочарование, ощущение того, что «Троица» понапрасну теряет время. Когда ветер стих, корабль подхватили неизвестные течения и однажды едва не выбросили на берег, а в следующую ночь отогнали так далеко в океан, что почти не стало видно земли. В июне ливни прекратились, но хмурое небо по-прежнему было затянуто облаками, и люди оставались мрачными и недовольными. Они ворчали и препирались, понимая, что нужно двигаться на юго-восток вдоль побережья, пока не поднялась тревога. Но, как назло, поднявшийся ветер был порывистым и почти все время дул с носа. «Троица» вынуждена была идти галсами против ветра. Буканьеры обнаружили, что с рассвета до сумерек смотрят на одни и те же береговые ориентиры — те же самые мыс, маленький островок, скала с приметными очертаниями, и на следующее утро перед глазами представала все та же безрадостная картина. Все и без карты хорошо понимали, что корабль практически стоит на месте.
— Чего иного ожидали ваши люди? Что они знают о нашей экваториальной погоде? Ничего! — заметил капитан Перальта в разговоре с Гектором. Число испанских пленников росло, и у Гектора с Перальтой вошло в обычай встречаться и беседовать на носу корабля, где их никто не мог подслушать.
— Но дожди-то совсем кончились? — спросил Гектор.
Перальта пожал плечами.
— В это время года возможны сильные ливни, даже в августе. Интересно, твои товарищи до сих пор хотят следовать за своим капитаном? — покосился Перальта на юношу.
Совет буканьеров избрал Бартоломью Шарпа новым командиром, присвоив командующему экспедицией громкое звание адмирала.
Гектор замялся, и проницательный Перальта оказался на высоте, правильно поняв заминку.
— В нем есть какая-то неискренность, верно? Что-то не совсем хорошее.
Гектор чувствовал, что ответить согласием значило бы проявить нелояльность, поэтому ничего не сказал. Но Перальта попал в точку. Было в Шарпе нечто беспокоившее Гектора. Это «нечто» юноша подметил еще на Золотом острове. Уже тогда он подумал, что от Шарпа, в силу его характера, нужно ждать неприятностей. За дружелюбной улыбкой на мясистых выпяченных губах крылась неискренность, которая не позволяла полностью доверять капитану. Теперь, когда Шарпа сделали адмиралом, возросшая тревога не оставляла Гектора. Он ясно понимал, что тот печется лишь о собственных интересах, хитер и бесчестен.
— Когда ситуация станет еще тяжелее, я не удивлюсь, если кое-кто из твоих приятелей решит от вас отделиться, — продолжал Перальта. — Твои товарищи подвержены влиянию обстоятельств и порой бывают безжалостны.
Чтобы сменить тему, Гектор показал испанцу новый квадрант, который смастерил Рингроуз.
Перальта смотрел, как юноша передвигает визирки инструмента по деревянному основанию.
— Кажется, этот инструмент несколько сложнее обычного. Тут больше движущихся частей, — заметил испанец.
— Рингроуз уверил меня, что он позволяет счислять нашу широту, когда солнце очень высоко в небе, например, даже в полдень. Простой квадрант обычно дает большую ошибку. Вот, посмотрите… — Гектор вручил Перальте инструмент, чтобы тот смог осмотреть дополнительные ползуны. — Они позволяют считывать измерения, даже когда солнце в девяноста градусах над головой.
— К счастью, чтобы определить свое местоположение, мне не нужны подобные устройства. Я неплохо знаю побережье, отсюда до Лимы и дальше, — сухо ответил испанец. — И если у меня возникают сомнения, я обращаюсь к своему дерротеро, лоции, и тогда уже точно знаю, где нахожусь. — Он позволил себе сардоническую улыбку. — Вот она, подлинная дилемма вашего нового командира. Он не знает ни того, где находится, ни того, что ждет впереди. Рано или поздно его люди это тоже поймут. Они — стая волков, в любой момент готовых обнажить клыки, и их главарь может быть столь же безжалостным.
Предостережение Перальты припомнилось Гектору на третьей неделе августа, когда «Троица» нагнала маленькое каботажное судно. Как ни странно, его команда дала бой. Они завесили фальшборт парусиновыми подвесными койками, чтобы скрыть свою численность, и стреляли из старинных аркебуз по приближающемуся галеону. Сражение продлилось всего полчаса, и в исходе его сомнений не было. «Троица» была намного больше, и по числу стрелков буканьеры превосходили испанцев раза в три или четыре. Однако прежде чем барк спустил топсель в знак сдачи и уцелевшие запросили пощады, вражескими пулями были тяжело ранены двое буканьеров.