Пират королевы Елизаветы
Шрифт:
Описанное происшествие было самой сильной опасностью, испытанной нами за все путешествие, но не последнею, как будет видно из дальнейшего. Долго не могли мы освободиться от постоянных забот и страхов, не могли найти удобную якорную стоянку и почти месяц носились среди островов и отмелей, которых такое неисчислимое количество вокруг южных берегов Целебеса.
20 января мы снова подверглись большой опасности. В поисках якорной стоянки мы выслали на далекое расстояние свою шлюпку. Внезапно начался страшный шквал, который заставил нас бояться не только за шлюпку, но и за самих себя, так как мы опять находились среди скрытых отмелей и принуждены были, как часто за эти последние недели, спустить паруса и носиться по воле ветра. Но и на этот раз счастье не изменило нам.
8 февраля между Целебесом и Явой нам повстречались два челнока, и туземцы заговорили с нами, зазывая нас в свой город, неподалеку, по имени Баратива. Они — язычники, статные, красивые люди, честные в торговле и вежливые с чужеземцами. Всему этому мы видели много примеров.
Они радостно встретили нас и радушно были готовы снабдить нас всем, что у них было. Они очень падки на полотно, из которого делают себе на голову чалмы и повязки на бедра; полотно — лучший товар для обмена с ними. Также любят они и жемчужные раковины, и тому подобные пустяки. Женщины прикрывают нижнюю часть тела от пояса до пят, а на руках носят браслеты из рога или меди, у некоторых штук до девяти на одной руке. Самые легкие из них, как нам казалось, должны весить две унции. Мужчины ходят голышом, прикрывая только голову и срамные части, у каждого что-нибудь висит в ушах.
Остров плодороден и богат золотом, серебром, медью, оловом, серой и т. д. Население не только умеет добывать металлы, но и обрабатывать их, придавая поделкам искусную форму. Здесь растут мускатный орех, имбирь, перец, лимон, кокос — всего этого такое изобилие, что на нас оправдалась старая поговорка: «За бурей идет тишина, за войной — мир, за голодом — урожай». За все наше путешествие мы нигде, за исключение Терната, так не питались и нигде так не отдыхали, как здесь.
Упомяну еще о нашей остановке на Яве. Мы подошли к городу близко, и генерал послал местному царьку в подарок шерстяных, шелковых и полотняных материй, за которые тот благодарил нас рисом, кокосами, курятиной и прочей снедью. На следующий день сам генерал с некоторыми из своих джентельменов съехал на берег и угостил царька музыкой, а потом наши матросы показали ему свои военные упражнения.
Кроме главного властителя на острове есть несколько его наместников, которых называют здесь раджами. Они так часто навещали нас, чтобы осмотреть корабль и его вооружение, что нам в конце концов хорошо запомнились их имена: раджа Патайяра, раджа Кабокапалла, раджа Манганго и другие. Наши пушки и оружие, наша музыка и угощение приводили их всегда в восторг. За раджами нас посетил и главный раджа Донан. Он, в свою очередь, угостил нас своей музыкой, очень странной, но все же приятной. В тот же день по его приказу нам доставили на корабль быка.
Каковы властители, таков здесь и простой народ: добродушный, надежный и честный. Они несли нам в обмен на наши товары такую массу живности, что ею можно было бы набить весь корабль. Народ весь рослый и воинственный. В изобилии мечи, кинжалы и щиты собственной искусной работы, собственной закалки. В каждой деревне есть дом для общих собраний. Ежедневно дважды мужчины, женщины и дети приходят сюда к определенному времени, принося с собой пищу: кто — плоды, кто — вареного рису, кто — жареную курицу, кто — сало. Все кладется на стол и съедается совместно. У них странный способ варки риса: глиняный горшок в форме сахарной головы полон дырочек, как на нашей садовой лейке; с широкого открытого конца они насыпают рис и затем кладут горшок в другой сосуд с кипящей водой; размягчаясь и разбухая, рис закупоривает все дырки и не допускает больше воды; чем дольше вода кипит, тем тверже становится рис. В конце концов получается прекрасный плотный хлеб, который они едят с маслом, сахаром и разными пряностями. Из одного и того же риса они получают разнообразные, вкусные и питательные блюда.
От этих туземцев узнали мы, что невдалеке стоят корабли, такие же большие, как наши. Наш генерал решил тогда не медлить, и 26 марта мы взяли курс на мыс Доброй Надежды. До 21 мая, когда на горизонте показалась земля (это был Африканский материк), мы не видели ничего, кроме неба и воды. В середине июня обогнули мыс так близко, что пушки наши могли бы достать берег. Только через месяц, 15 июня, увидели мы снова землю около Рио-Сесто. Две лодки с неграми, ловившими рыбу, были очень недалеко от нас, но мы не хотели останавливаться и спешили домой. 15 августа мы пересекли тропик Рака, 22-го проходили мимо Канарских островов, а 26 сентября 1580 года, которое, по обычному и правильному счету людей, никуда не ездивших и остававшихся дома, приходилось на понедельник, а по нашему исчислению было воскресеньем, мы благополучно с радостным сердцем вернулись в свой Плимут. Два года десять месяцев и несколько дней мы провели в нашем кругосветном плавании, любуясь чудесами божьего мира, подвергаясь стольким опасностям, преодолевая столько затруднений. Теперь наступил отдых.
На этом кончается рассказ участника путешествия. Прибавим к нему еще несколько слов. Дрейка все считали погибшим, особенно с тех пор, как за полтора года вернулся на «Елизавете» капитан Винтер, который ничего не мог рассказать о судьбе своего адмирала.
В народе Дрейка шумно приветствовали, но при дворе мнения разделились. Иные отворачивались и не приняли его подарков, как заведомо награбленное добро. Испанский посланник требовал наказания морского разбойника и возвращения отнятого по принадлежности. Королева колебалась. Наконец, она послала за Дрейком, милостиво его приняла, не уставала слушать его рассказы, открыто прогуливалась с ним в своем саду и парке, в день Нового года надела поднесенную ей адмиралом корону с великолепными изумрудами. Затем она приказала перевести корабль из Плимута в устье Темзы, в Дептфорд, и на блестящем банкете, устроенном на палубе, под сенью склонившихся знамен возвела его в звание рыцаря. «Пеликан» остался стоять в водах Темзы как памятник национальной силы, и жители Лондона любили в праздничные дни осматривать его как достопримечательность. У Шекспира встречается упоминание об этом обычае.
И привезенные гостинцы были приняты благосклонно, хотя и был сделан надлежащий вид, что сокровища кладутся в Тауэр до той поры, пока между обеими странами не будут окончательно сведены счеты по взаимным претензиям. Официальный подсчет имущества, составление описи, наложение печатей были поручены королевой особо доверенному лицу; причем ему даны были ясные намеки предварительно дать адмиралу Дрейку возможность побывать на корабле, «привести в порядок» привезенные сокровища и взять из них себе двадцать тысяч фунтов. Так же без проверки чиновник принимал и записывал все показания адмирала, «так как, — писал он в очень интересном письме, — я видел желание ее величества, чтобы точные цифры не были известны ни одной живой душе». Составленная таким образом после всех этих махинаций опись была предъявлена испанскому посланнику как официальный подсчет казенных и частных испанских имуществ, которые были захвачены Дрейком.
V. ГРАБЕЖ ВЕСТ-ИНДСКОГО ПОБЕРЕЖЬЯ
Естественно, что при таких условиях путешествие Дрейка не могло улучшить англо-испанские отношения. Филипп ответил на него организацией ирландского восстания 1580 года. Когда в январе 1584 Елизавета выслала из Англии испанского посланника, уличенного уже не только в интригах, но и в заговоре против ее жизни, Испания наложила эмбарго 12 на все английские суда во всех испанских портах. На это Елизавета ответила соответственным запрещением на испанские корабли в английских портах и разрешила (или, может быть, поручила) Дрейку организовать новую карательную экспедицию в Вест-Индию. Но война по-прежнему оставалась необъявленной.
12
Эмбарго — наложение ареста на суда и товары чужой национальности во время войны.
Новое путешествие Дрейка не напоминает предыдущее. По-прежнему цель — захватить золотой караван где-нибудь около Панамского перешейка, но вместо прежних скромных пяти кораблей — под командой адмирала целый флот. Главное же отличие не в этом, а в той неимоверной жестокости, которая теперь проявилась. Волна национальной ненависти к испанцам поднялась выше, чем когда-либо прежде, и с силой обрушилась на не повинное ни в чем население мирных городов, сметая эти города с лица земли, лишь за то, что они принадлежали Испании. Но рассказ участника этой карательной экспедиции, который мы сейчас приведем, передает эти ужасы эпически бесстрастным языком, как вещи самые повседневные и привычные. В этом несоответствии есть что-то жуткое.